Царское дело
Шрифт:
— Золотая была шахмата? — спросила Нюська.
Маркел осмотрелся. Никого вокруг видно не было. Тогда он достал шахмату и подал Нюське. Нюська начала ее рассматривать.
— Только никому не говори про это, — чуть слышно сказал Маркел. — А то и меня зарежут, и тебя, и твою мамку. Дай!
Он отобрал у нее шахмату, сунул в пояс, опять осмотрелся…
И похолодел! Возле кладбищенской ограды кто-то стоял и уже брался рукой за калитку! Маркел толкнул Нюську в плечо и очень злобно прошептал:
— Тикай отсюда, дура! Живо… Я после приду. Тикай! Я кому велел!
Нюська пригнулась и шмыгнула в сторону, а дальше через холмики к кустам, а там за кусты…
Маркел перекрестил ее и оглянулся. Тот незнакомый человек уже вошел в калитку. Маркел поправил нож в рукаве. Тот человек шел не спеша, лица его видно не было, потому что у него был поднят воротник, а шапка надвинута низко. Прости, Господи, подумал Маркел и тряхнул рукавом, велика милость Твоя…
40
Тот человек повернулся к Маркелу, и Маркел сразу узнал Ададурова. На душе стало легко, Маркел опустил руку. Ададуров подошел, остановился, снял шапку и перекрестился, глядя на могилу. Маркел тоже стал креститься. Ададуров надел шапку и, продолжая смотреть на могилу, сказал:
— Мне от князя Семена передали, что тебе надо пособить.
Маркел молчал. Ададуров, уже глядя на Маркела, продолжил:
— Говорят, что у тебя все сладилось. А ты у ведьмы был?
— Был, — кратко ответил Маркел.
— И как там мой платочек?
— Сгорел.
— Вот как! — Ададуров еще раз перекрестился и добавил: — Это славно. А почему он сгорел?
— Ведьма на нем гадала, — ответил Маркел. — Бросила в огонь, он сгорел.
— И что она в огне увидела?
— Ну-у, — протянул Маркел. — Откуда я знаю. Я же тогда там не был. Ведьма, когда я к ней пришел, уже сидела убитая. И нож возле нее валялся.
— Как она сидела? — вдруг спросил Ададуров.
— Очень просто, на лавке, — ответил Маркел. — А перед ней на столе стояла миска. А в ней корешки.
— Как человечки?
— Да.
— Слава тебе, Господи, что не успела! — скороговоркой сказал Ададуров и так же быстро стал креститься.
— А что иначе было бы? — спросил Маркел. — И что не успела?
— А не успела всех нас уморить, вот что! — сердито сказал Ададуров. — Утопила бы те корешки, и мы все перемерли бы. А кто ее зарезал, ведьму эту?
— Откуда я знаю? — ответил Маркел. — Мертвая она сидела, я же говорил.
— И что, там никого больше не было?
— Ну, была еще одна чувырла. Карлица, — поморщившись, сказал Маркел. — Но крепко пьяная. Очень!
— Да она почти всегда такая, — сказал Ададуров. — Знаю я ее. И что она?
— Ну, это… — без всякой охоты ответил Маркел.
— И это она тоже, да! — с ухмылкой сказал Ададуров. — А ты ей что?
— Да ну тебя!
Ададуров тихо засмеялся, потом сказал:
— Ладно. А теперь больше не виляй, а отвечай, как было. Я же вам все как на духу поведал. Так вот, ты пришел, и там сидит ведьма Домна, вся в крови, и в миске корешки плавают, как будто утопленники всплыли, а на полу нож валяется. А на лавке лежит карлица, Аленой ее звать, я знаю. И вот она встает, эта Алена, ты у нее спрашиваешь, и она что отвечает?
Маркел подумал и сказал:
— И говорит, утром приходил твой товарищ, и Домна с ним колдовала: сожгла тот платочек с ногтями, и они в огне увидели, что убили того человека, чьи были эти ногти, и что надо искать деревянную шапку.
Маркел замолчал и осмотрелся. Никого нигде видно не было.
— Ну? — нетерпеливо сказал Ададуров.
— Вот и «ну»! — сказал Маркел. — Она говорит: «Давай выпьем», — полезла к ведьме за вином, увидела, что ту зарезали, и как стала орать, что это я зарезал, и как стала хвататься за нож, что я чуть убежал. И больше ничего уже не спрашивал.
— А зря! — строго сказал Ададуров. Немного помолчал, после сказал: — Ну, ладно. А дальше что? Зачем тебе теперь английское подворье?
— Нужен мне там один человек. Тамошний точильщик, зовут его Жонкин. Он государю шахматы точил.
Ададуров смотрел на Маркела и ждал. Маркел продолжал:
— Много шахмат выточил, целый короб. А одна из шахмат была белый цесарь. И вот как только государь за этого цесаря взялся, так сразу помер. А Бельский стал кричать: «Бросай цесаря в печь, бросай, а то вдруг на нем какая порча!» И люди бросили. А другие люди после осторожно подошли и кочергой оттуда цесаря достали. Крепко обгорелого. Вот он!
И Маркел подал его Ададурову. Тот стал его рассматривать. Маркел сказал:
— Теперь здесь ничего не видно. А раньше тут сверху была голова, а на голове деревянная шапка, про которую ведьма сказала, что надо ее искать.
— Как же теперь ее найдешь? — спросил Ададуров.
— Ну, мало ли, — ответил Маркел. — Может, тот точильщик что расскажет. Может, там был какой секрет.
Ададуров опять стал рассматривать шахмату. После сказал задумчиво:
— А что! Здесь голова, здесь шапка. А здесь, на шапке, остренькая пипочка, и ее можно ядом смазать. Очень запросто.
— И белый цесарь! — прибавил Маркел. — Его никто, кроме покойного государя, не то что в руки брать, а трогать не смел. Потому что он всегда играл белыми, а другие всегда черными. Значит, только он мог уколоться.
— Гораздо! — сказал Ададуров. — Гораздо! А кто цесаря точить заказывал?
— Богдан Яковлевич будто. Но, может, это и не шахмата совсем царя убила.
— Может, может… — сказал Ададуров. — Конечно! И так им и говори, если чуть что. Говори, что за тем и пошел, чтобы козни развеять. Потому что поверить не мог, чтобы Богдан Яковлевич вдруг… Ну да что тебя учить? Сам знаешь! А теперь вот что. Пойдешь отсюда обратно, как и сюда шел, по той же дороге, и как будешь проходить мимо двора Мстиславского, то слева, сразу за деревьями, будут стоять палаты двухэтажные — это приказы. Так вот возле главного приказного крыльца возле колодца будет стоять человек моих примерно лет и в волчьей шубе с синим верхом, верх — сукно стамедное, и у того человека мешок. Так вот подойдешь к нему и скажешь, что велели пособить. А зовут его Никифором, он из Посольского приказа, дьяк, и он тебя отведет, куда надо. Иди, он давно ждет. Мы же пока тебя нашли! А я здесь еще постою, я же Трофима давно знаю. Ну!