Цель — выжить. Шесть лет за колючей проволокой
Шрифт:
Сидим, обедаем, разговариваем. Но не проходит и пяти минут, подходит конвоир. Председатель и женщины приглашают и его угоститься «чем Бог послал». Он охотно присаживается, включается в общий разговор. Поглядывает на Галину, пытается неуклюже заигрывать с ней. Но она — о, радость! — абсолютно не реагирует на его заигрывания.
После обеда конвоир уходит. Мы продолжаем работу. Легконогая, изящная в движениях Галина порхает по поляне с граблями, я широко размахиваю косой. Из кожи вон лезу, чтобы произвести впечатление лихого и неутомимого косаря. Но ударная работа не мешает мне замечать, как лучисто поблескивают глаза Гали, когда она бросает на меня свой веселый — и даже, кажется, нежный — взгляд…
Жизнь! Какой ты можешь
В деревне, поздним вечером, после проверки, конвоир вдруг говорит мне: «Пойдем, покурим!» Вышли из избы, сели у забора, курим. И конвоир ни с того, ни с сего, как мне поначалу показалось, начинает жаловаться на то, что порядком устал от своей ночной жизни. Возмущается тем, что женщины установили между собой очередь на его визиты к ним и строго следят, чтобы, не дай Бог, не переночевал в одной и той же избе дважды подряд. А потом вдруг признается, что не председатель просил его дать пленного для помощи на сенокосе, а сам он предложил ему пленного в помощь. Цель? Иметь возможность под видом контроля за пленным приходить на сенокос, чтобы… попытаться добиться расположения Галины. Ведь она единственная не обращает на него внимания! А этого он, «охотник», пережить никак не может. Вот и решил не мытьем, так катаньем ею овладеть. И твердо уверен, что рано ли, поздно ли, а добьется своего. Господи! Как же больно было мне его слушать! Обозвал его про себя безмозглым бараном. Но что я мог сказать ему вслух?
На другой день — опять рай! Весь день работаю бок о бок с Галей! Правда, не преминул прийти и конвоир. Опять пытался «проторить дорожку» к сердцу Галины. Но она вдруг, к моей величайшей радости, недвусмысленно и даже резко дала ему понять, что он ей противен! Так тебе и надо, похотливый козел!
Райские деньки пролетели стремительно. Сенокос закончился. Хожу опять за грибами. Душа — в аду! Грибов много, но я их совсем не вижу. Перед глазами не проходящим наважденьем — лицо Галины. Ее улыбка, ласковый и нежный ее взгляд… Господи! Помоги же мне увидеть ее!
Галя живет в Вершилово. Ходить мне, военнопленному, туда запрещено, только с конвоиром. Но не просить же его отвести меня к ней! Господь услышал мою мольбу. Устами конвоира объявил, что завтра по просьбе председателя отправляемся всей командой на колхозный сенокос. Но ведь там, возможно, будет и Галя?
Молю Бога, чтобы она была! Но понимаю, что даже если и выпадет мне счастье вновь увидеть ее, то на людях поговорить мне с нею случая может и не представиться. Написал записку. Рискнул изложить в ней свою просьбу встретиться со мной на другой день после захода солнца на перекрестке дорог в километре от Перехваткино. Утром идем на колхозный луг. Подходим — там уже собралось много местных жителей. Сердце мое замирает, взгляд лихорадочно скользит по присутствующим. И находит Галю! Душа моя опять улетает на седьмое небо.
Как будто ненароком мы приближаемся друг к другу, и я вижу, что Галя рада нашей встрече вряд ли меньше меня. Весь день работаем рядом. Но под постоянным прицелом посторонних глаз. А потому, из страха быть услышанным не только Галей, так и не смог сказать ей, что был бы счастлив, если бы она решилась на свидание со мной. Но ведь у меня в кармане лежала записка! Улучив удобный момент, передал ей ее. Галя читает и… согласно кивает головой!
На следующий день хожу по лесу с корзинкой — а душа уже там, на перекрестке дорог. И чем ближе вечер, тем большее волнение охватывает меня. Ощущение такое, что я, кажется мне, умру, если встреча вдруг почему-либо не состоится!
Не могло не волновать меня и другое. Как мне выйти вечером из деревни, не пробудив подозрений деревенских жителей? А главное, удастся ли, как я задумал, обмануть конвоира?
План был таков. Конвоир делает проверку поздним вечером, уже в темноте, перед тем как отправиться в очередное ночное приключение. Он заходит в избу, где пленные в это время чаще всего уже спят. Чиркает спичкой и, пока она горит, смотрит: все ли на месте? Затем поднимается по лестнице на чердак. Вернее, он даже и не заходит, а приостановившись на одной из последних перекладин лестницы, лишь заглядывает на чердак. Зажигает еще одну спичку и смотрит: все ли? Спим же мы, как правило, с полотенцами на лицах. Спасаемся так от комаров. И конвоир определяет наличие подконвойных по этим полотенцам да по выпуклостям тел под одеялами. Этой его беспечностью я и надумал воспользоваться.
Изготовил я «куклу», положил ее под одеяло, прикрыл полотенцем. С товарищами договорился так: в том случае, если обман будет раскрыт, они должны будут сказать конвоиру правду, только не всю. Скажут: «Видели, как Клаус взял корзинку, ушел в лес».
Но что предпримет в таком случае конвоир? Поднимет тревогу и пойдет искать беглеца с собаками? Другого выхода у него нет. Но другого выхода, кроме как пойти на риск, не было и у меня. В сумерках вышел, крадучись, из деревни, углубился в лес. По лесу, через болото, вышел на опушку поближе к перекрестку.
Спрятался. Сижу в своем укрытии, наблюдаю за дорогой. Секунды кажутся минутами, минуты — часами. Но вот со стороны Вершилово появились в полутьме на дороге две женские фигуры. Подошли к перекрестку, остановились. Одна из них — Галя?
Но как мне в темноте это определить?! К тому же если это действительно Галя, то почему она пришла не одна? И кто же это может быть с ней? Теряюсь в догадках.
Слышу, женщины заговорили между собой. Прислушиваюсь к голосам — и один из них кажется мне очаровательнейшей музыкой! Я и сейчас бы, думаю, узнал эту музыку из сотен человеческих мелодий. А уж тогда!
Прислушиваюсь еще — знаком мне, оказывается, и другой голос. Это же тетка Галины! С ней мы работали на сенокосе в лесу. Но зачем она пришла? Почему не уходит?!
Решаюсь выйти из своего укрытия и подойти. Приветствуем друг друга, и тетка говорит: «Нельзя Гале выходить так поздно из деревни одной. Могут заподозрить всякое. А когда я с ней — все нормально! Ну, а теперь я вам больше не нужна». Тетка вручила мне пакет с продовольственными гостинцами, попрощалась и ушла.
Стоим мы с Галей друг против друга. Растерянные, смущенные. Какие-либо уместные слова в ум не идут. Но нам сейчас и не нужны слова! Садимся на косогор у дороги. Руки наши, плечи чуть касаются друг друга. Прикосновения обжигают. И мы не можем не признаться, что нам удивительно хорошо вместе. Вдруг раздаются раскаты грома. Поднимаем головы к небу — плывет на нас огромная черная-пречерная туча. Боже!
Туча — что ей до наших чувств! — надвигается на нас с безжалостной быстротой. Вот хлынет дождь! Мы вскакиваем, мгновение смотрим друг другу в глаза, затем… сладкий пронизывающий меня с головы до ног трепет робкого поцелуя, и Галя стремительно убегает по дороге в сторону Вершилово.
Тотчас начинается ливень. Темнота кромешная. По дороге в обход леса до Перехваткино далеко. Идти нужно, конечно же, только лесом, опять через болото. Но как?!
Путь по болоту, метров триста, выложен в трясине «строчкой» из параллельных бревен. Даже в светлое время суток пройти по ним не так-то просто. А в полной темноте, под проливным дождем, сделавшим бревна опасно скользкими?! Пришлось опуститься на четвереньки и продвигаться только при вспышках молний. Прополз три метра — жди следующей молнии. Благо, сверкали они одна за другой. Так через два часа я хоть и мокрый до последней ниточки, но был уже на своем «родном» чердаке. И хоть продрог так, что зуб на зуб не попадал, настроение было такое, что хоть пой. Не боялся бы разбудить товарищей — и на самом деле запел бы, пожалуй! Не мог же я в счастливую ночь предположить, что нашему с Галей так чудесно начавшемуся роману суждено будет уместиться в рамках пусть и не менее чудесного, но лишь «романса».