Целитель
Шрифт:
6
Керстен категорически не хотел принимать никаких почестей, которые Гиммлер хотел ему пожаловать. Чтобы этого избежать, он использовал всю свою изобретательность.
Однажды Гиммлер совершенно серьезно предложил ему чин генерала СС. Это облегчило бы доктору путешествия на фронт, где он был единственным штатским. Керстен поблагодарил Гиммлера столь же серьезно, как тот ему предлагал, и добавил, не улыбаясь:
— Я думаю, что будет лучше, если я буду одеваться так же, как и сейчас. Когда голодающий немецкий народ увидит такого
В другой раз, когда Гиммлер вместе с Керстеном были в Финляндии, он захотел наградить доктора Рыцарским крестом за военные заслуги.
— Я вам бесконечно благодарен, — сказал Керстен. — Но сейчас идет война. Зачем терять время на все эти истории с награждениями? И, потом, я уже командор финского ордена Белой розы, и мои соотечественники могут обидеться, если я приму награду, которая ниже ее по статусу. Подождем немного.
Отказаться от третьего предложения было гораздо труднее. На этот раз Гиммлер захотел дать Керстену звание немецкого профессора медицины с дипломом, собственноручно подписанным Гитлером. Керстен выпутался, сказав:
— Я очень рад и счастлив. Но, сделав это, мы обидим Финляндию. Не забывайте, что там у меня есть звание Medizinalrat (советника медицины). Это звание выше профессорского. Чтобы их уравнять, вы должны дать мне звание суперпрофессора.
— Но такого звания у нас не существует, — возразил Гиммлер.
— Ну, значит, ничего не поделаешь, — сказал Керстен. — Оставим все как есть.
7
Бергер был вторым по важности после Гиммлера человеком в войсках СС. Его личной машине был присвоен номер 2, тогда как у Кальтенбруннера был только номер 3. Керстену ничего не оставалось, как только отдавать должное преданности Бергера, но в 1944 году, когда речь зашла о репрессиях против военнопленных, он испытал по отношению к нему настоящее восхищение.
Самолеты союзников наносили Германии все больший ущерб, обстреливая территорию. Чтобы отомстить за разрушения, в конце 1944 года Гитлер приказал казнить 5000 английских и американских офицеров, содержавшихся в лагерях военнопленных.
Естественно, этот приказ на массовое убийство Гиммлер передал Бергеру. Сцена, при которой присутствовал Керстен, произошла 7 декабря 1944 года в штаб-квартире в Шварцвальде.
— Отберите 5000 английских и американских офицеров в лагерях, — сказал Гиммлер Бергеру, — перевезите их в Берлин и казните.
— Ни за что на свете, — ни секунды не колеблясь, отозвался Бергер. — Я солдат, а не убийца.
— Это приказ фюрера, — возразил Гиммлер.
— Ну тогда убейте их сами, — сказал Бергер. — Я отказываюсь. Это не дело солдата.
— Но это приказ Гитлера! Фюрера!
— Ну вот пусть он сам это и сделает, — упорствовал Бергер.
— Вы отдаете себе отчет в том, что отказываетесь подчиняться приказу фюрера? — истерически закричал Гиммлер. — Вы пойдете под военный трибунал!
— Мне все равно, — сказал Бергер. — Можете меня убить, но я никогда не стану убийцей. И все то время, пока я буду командовать лагерями военнопленных, никто не сможет покуситься на их жизнь.
— Итак, вы отрекаетесь от Гитлера?
— Нет, я пытаюсь сохранить его престиж! — крикнул Бергер и вышел из комнаты.
Гиммлер сказал Керстену голосом, дрожащим от ярости:
— Сейчас я ничего не могу с ним сделать. Он мне слишком нужен. Но после войны ему не избежать трибунала.
Позже, днем, Бергер сказал Керстену:
— В случае неприятностей у меня достаточно пушек против Гиммлера. Все войска СС за меня.
На Нюрнбергском процессе Бергер был приговорен к 25 годам тюрьмы. Но его поведение во время войны и особенно его отказ, позволивший 5000 офицеров союзных войск избежать верной смерти (Керстен горячо свидетельствовал в его пользу), привели к тому, что через пять лет он был освобожден.
Теперь он руководит фабрикой, производящей карнизы для занавесок.
8
Среди других специфических черт характера Гиммлера была почти болезненная застенчивость.
Во время больших приемов он все время избегал компаний и обходил большие группы стороной. Когда ему надо было принять рапорт от генералов высшего ранга, он заставлял их ждать по три-четыре дня в расчете на то, что ожидание их деморализует и унизит. Когда он наконец их принимал, он говорил с ними со скоростью пулемета, не давая себя перебивать и не давая вставить ни слова. Часто бывало, что они уходили, так и не высказав своего мнения, за которым их и вызывали.
После каждого из этих разговоров Гиммлер говорил Керстену:
— Слава богу, я их еще два месяца не увижу.
Он чувствовал себя свободно только за письменным столом. Его единственным оружием в этой войне были только бумаги. И, верный своему педантизму, он очень гордился, что у него очень хороший и правильный письменный немецкий язык.
В этой связи надо упомянуть один эпизод.
Это произошло в 1942 году в Хохвальде, в ставке Гиммлера в Восточной Пруссии. Брандт вошел в кабинет Гиммлера с очень важным рапортом от генерала гестапо высшего ранга, такого же как у Раутера.
— Прошу прощения, что беспокою, рейхсфюрер, — сказал Брандт, — но этот документ только что прибыл, это очень важно и требует немедленного решения.
Гиммлер извинился перед Керстеном, что вынужден прервать сеанс, и взял рапорт.
Он стал читать, и Керстен услышал, как он сначала бормочет, затем ворчит, потом он закричал:
— Черт побери! Невероятно! Невозможно! Чудовищно!
Листы бумаги тряслись в руках Гиммлера. Керстен ожидал услышать новости чрезвычайной важности. Вдруг Гиммлер яростно хватил кулаком по столу:
— Можете ли вы себе представить подобное, доктор? Здесь как минимум двадцать орфографических ошибок!
Гиммлер взял синий карандаш и перечеркнул весь документ от начала до конца. Потом он протянул его Брандту:
— Отошлите этот рапорт обратно. Я его прочитаю, когда он будет написан правильно.
Это означало по меньшей мере неделю задержки.
9
Право подписи, данное Гиммлером Брандту, было одним из обычных атрибутов должности референта. Оно сыграло фатальную роль во время процесса над ним.