Целительная сила любви
Шрифт:
Проснулся он от стойкого ощущения, что на него кто-то смотрит. Открыв глаза, он увидел склонившуюся над ним Ольгу, которая стояла над ним и задумчиво накручивала на палец его волосы. Она плакала!
Алекс не мог больше ждать. Стараясь не потерять тонкую нить сновидений, он обнял ее и притянул к себе. Ольга прижалась к его лицу мокрой от слез щекой и тихонько прошептала его имя… Столько нежности, сколько вложила она в свой голос, Александру не приходилось слышать никогда раньше. Разве мог он представить себе жизнь без этой женщины рядом?
— Оля, милая, я люблю тебя! — глухим, совершенно не своим голосом произнес он.
Он прижал ее к себе еще ближе, не давая поднять головы и взглянуть в лицо его, и зашептал жарко и быстро, стараясь успеть все сказать до рассвета, пока не развеялась эта ночная добрая сказка:
— Я снова пришел к тебе и не уйду, пока ты не назначишь день венчания.
Алекс долго еще что-то говорил, осыпая ее волосы нежными и быстрыми поцелуями, а она лишь плакала, пряча на его груди лицо. Он даже не мог понять, от горя или счастья она плачет, но настолько важным, казалось ему, сказать о своих чувствах к ней, что он говорил не останавливаясь.
Еще до первых солнечных лучей Ольга подняла на него заплаканные глаза и поцеловала в щеку.
— Алекс, — прошептала она, — я думала, ты никогда мне ничего подобного не скажешь… Мне казалось, что моя честь, о которой ты так напыщенно рассуждал сегодня утром, лишь усугубила мой стыд, что, будучи блудницей, я имела бы больше прав на счастье с тобой, на любовь без оглядки, на сладкую истому во всем теле. Я думала, что ты женишься, проклиная тот час, когда прикоснулся ко мне. Любовь должна быть свободной, этому учила меня мать… Наверное, ее многие любили, но так никогда и не смогли признать это перед лицом своих жен, матерей и прочих родственников. Для всех она осталась… чертовкой. — Ольга всхлипнула и трогательно прикрыла лицо ладонями. — А мне Истопин подарил имя, и благодаря этому я получила право быть достойной, благочестивой женой. Сомнительное все-таки право… Ты уверен, что хочешь этого?
— Конечно. — Метелин ответил с готовностью, не усомнившись ни на секунду. — Более того, мне плевать на имя, ведь ты теперь мне хоть и дальняя, но родственница. А без этого, Оля, была бы ты сама по себе — сладкая, как дикий мед, и свободная, как степной ветер.
От слов Алекса у Ольги сладко заныл живот и острая приятная боль кольнула в груди. Слегка потянувшись, она потерлась носом о его гладкую щеку, потом коснулась губами шеи и уха и почувствовала, как дрожь прокатилась по его телу. Надо же… Ольга каким-то неизъяснимым образом чувствовала свою власть над Алексом. Она не представляла себе, что должна делать приличная или не очень приличная, а порядком влюбленная девушка, но не могла не замечать, как каждое ее движение сказывается на таком большом и сильном мужчине, который буквально тает, как воск, от легчайших ее прикосновений. Дерзкие, острые мысли пронзали ее сознание. Ольга краснела и пряталась в распущенных волосах от расцветающей зари. При свете утра сказка таяла, и девушкой начинал овладевать стыд. К тому же скоро служба! Крестьяне будут ждать барышню в церкви, сегодня званый обед и…
Жадный горячий поцелуй Алекса отнял последние здравые мысли. Его дрожащие руки, скользящие по ее одежде и старающиеся справиться с тугими застежками, легкий стон, сорвавшийся с губ, — и Ольга забыла все на свете, отдавшись во власть откровенной пульсирующей страсти. Она выгнулась на неудобной и узкой кровати, на которой они с трудом помещались вдвоем, и принялась распутывать на себе шнуры от платья… Но куда там! Девушки так постарались, что платье сидело на ней как вторая кожа. Ей удалось лишь сдвинуть его с груди, чем Алекс и поспешил воспользоваться. Соски Ольги напряглись до боли от одного только его взгляда, когда же он коснулся их губами, Ольге показалось, что ее захлестывает влажный тугой шелк. Ноги задрожали, руки перестали слушаться, и она рассеяно и беззастенчиво стала расстегивать на Алексе рубашку. Как только ее немеющие руки коснулись его живота и груди, пришла его очередь застонать, и Ольга не заметила даже, как ее юбка стала задираться вверх. Представив со стороны эту сцену, Ольга несомненно смутилась бы, но сейчас стыду не было места. Ее гораздо больше мучили руки и губы любимого, которые прикасались к ней везде. Почувствовав пальцы Алекса там, где, на ее взгляд, мужским рукам не пристало бы находиться, Ольга ахнула, но лишь закрыла лицо руками и отдалась во власть ощущений.
Волны обжигающего, необычного и запретного наслаждения разливались по ее телу самым бесстыдным образом. Ольга уже совершенно не владела собой и жаждала, чтобы Алекс прекратил эту пытку и перешел к более решительным действиям. Когда он все-таки прижал ее к себе и оказался внутри, Ольге хватило нескольких минут, чтобы получить полную разрядку своему напряжению.
Чуть позже они оба, смеясь, восстанавливали расшатавшиеся ножки девичьей кровати. Александр подпер креслом ненадежное ложе и снова забрался на него. За окном уже вовсю пели птицы, лаяли собаки, перекрикивалась прислуга. Задолго до утренней службы уже побежали по своим делам кухонные мужики и бабы, закипела работа. Впервые за последний год в поместье ожидался крупный праздник с гостями, поэтому Акулина старалась превзойти саму себя.
Ольга подняла к Александру лицо и смешно наморщила нос, изображая, насколько тяжело ей будет подниматься сейчас. Являясь большим знатоком женских туалетов, но благоразумно промолчав об этом, Александр предложил свою помощь при одевании. Ольга вытащила приготовленное заранее кремовое платье с нежнейшими сливочными розами, а также кучу всяких дамских вещичек, потом подняла на Александра глаза и раскраснелась. Ее мятое платье еще сохраняло следы буйного любовного набега. Александр тактично отвернулся, дожидаясь, пока Ольга наденет на себя все, с чем могла справиться сама.
Алекс смотрел на нее из-под опущенных ресниц, всячески изображая, что занят только платьем. Хороша, как языческая богиня. Изящные, точеные руки и ноги, безупречная фигура — она была создана для того, чтобы с нее рисовали картины, откровенные и трогательно-возвышенные.
Когда все детали одежды заняли свое место, Ольга отошла назад, демонстрируя весь наряд целиком. Александр попытался изобразить невозмутимость, а потом оба рассмеялись. Зрелище было восхитительное! После длительного траура, Ольге было непривычно видеть себя в светлой одежде, а уж Алекс и вовсе не представлял ее такой. В итоге они пришли к выводу, что наряд чрезвычайно удачен.
Вопрос прически счастливо разрешился головным убором, и Ольга вслух восхитилась тому, что волосы в церкви принято прятать. Покраснев от подобного святотатства, Ольга опять улыбнулась.
Александр решил сегодня же на званом обеде объявить всем соседям о их свадьбе. А это значило, что на откровенные разговоры оставалось не более получаса, а потом будет многолюдная церковь, приготовления к празднику, шумный прием, куча поздравлений и гостей…
— Алекс, сегодня, когда я ездила с Алешей…
— Тсс… — Александр почему-то не хотел и боялся слышать о брате Ольги, справедливо опасаясь сюрпризов. Когда дело касается двора… — Уж лучше я узнаю все после свадьбы.
Но у Ольги была другая точка зрения.
— Нет, дай мне сказать! Алеша представил меня цесаревне. Когда-то очень давно именно Елизавета, сделала возможным мой приезд сюда. Именно она посоветовала Истопину приютить меня как воспитанницу, и один Бог знает, почему Истопин согласился. Елизавета Петровна умеет добиваться своего. Ей очень хотелось, чтобы вся семья опекаемого ею Алеши жила в добром здравии. Но мало кто знает, что не только она помогла Алешке Розуму и его бедной сестричке, но и они оказались ей очень полезны. Елизавета тяжело больна… — Ольга перевела дыхание и посмотрела на Александра, пытаясь определить его реакцию, но тот хранил непроницаемое молчание. Тогда она продолжила: — У цесаревны с отрочества замечаемы так называемые «истерические припадки», которые сопровождаются обмороками. Лейб-хирург Лес-ток, несмотря на все свои великие учености, ровным счетом ничего не смог добиться влечении этой хвори. Помог случай… Однажды мне удалось приготовить лекарство. При этом я сильно рисковала, так как по составу оно являлось скорее ядом, нежели целебной настойкой. Малейшая передозировка могла бы привести к отравлению Елизаветы, за что ни меня, ни Алешу, ни самого Истопина, просмотревшего столь деликатный вопрос, скорее всего не пощадили бы. Но лекарство помогло, и Алеша зачастил ко мне в гости. Узнав об этом, Истопин был разгневан. Одно дело, подпольно лечить крестьян и лошадей и изредка готовить составы, прикрываясь честным именем известного Истопина, и совсем другое — дозировать яды для дочери Петра Великого! Я понимала Ивана Федоровича и была благодарна ему за заботу, но остановиться не могла… Алеша слишком любил свою Лизу… И я приняла решение в случае крайней оплошности, если вдруг что-то случится с цесаревной, сама выпить полную дозу страшного лекарства. Осечек не было, лекарство неизменно помогало. Поэтому Алексей Разумовский приезжает сюда снова и снова… И каждый раз я боюсь его приезда, опасаясь, что он сообщит мне страшную весть о том, что я не смогла помочь. Мое решение все еще в силе… Я просто не хотела, чтобы у нас были тайны.