Цена нелюбви
Шрифт:
— Как мальчики-подростки, — язвительно закончил за нее Стрикланд. — Вы когда-либо привлекали внимание к конскому пенису? К его размеру?
— Вероятно. Как можно это проигнорировать? Но я никогда не говорила...
— Да, совершенно ясно, что некоторые не могут это игнорировать.
— Вы не понимаете! Они молоды и быстро теряют интерес. Мне необходимо было что-то делать, чтобы им не было скучно!
Стрикланд словно только этого и ждал.
— Да, хорошо. Похоже, вы в этом преуспели.
Смертельно побледневшая Пагорски
— Что я тебе сделала?
— Именно это мы и пытаемся выяснить, — вмешался Стрикланд. — Но мы выслушали еще не все показания, и у вас будет возможность ответить. Леонард Пуг?
Ленни пошептался с Кевином и вразвалочку подошел к центральному стулу. Я уже не сомневалась, что вот-вот кто-нибудь из парней начнет извиваться в агонии — ах, Пагорскивселила в него злой дух.
— Леонард, ты тоже встречался с преподавательницей театрального искусства после уроков?
— Да, похоже, она не может обойтись без конференции,— сказал Ленни со своей мерзкой ухмылкой. Его нос снова воспалился, левая ноздря покраснела и распухла. Ленни недавно коротко постригся и с одной стороны выбрил букву «Z». Когда я спросила его, что означает эта буква, он сказал «Что угодно», на что мне пришлось указать, что тогда надо было выбрить букву «Ч».
— Можешь рассказать нам, что случилось?
— Точно как сказал Кевин. Я думал, мы просто порепетируем, и все. Вхожу я в класс, а она закрывает дверь. На ней очень короткая юбка, ну почти видно ягодицы. — Ленни слегка переигрывал.
— А вы действительно что-то репетировали? — спросил Стрикланд, хотя Ленни явно не нуждался в подсказке. Более того, подробности оказались его сильной стороной.
— Мы действительно кое-что репетировали! — заявил Ленни. — Она сказала: «Ты сидишь в заднем ряду. Я смотрю на тебя и иногда становлюсь такой мокрой, что просто невмоготу!»
Похоже, Стрикланда стало подташнивать.
— Делала ли мисс Пагорски что-то, что казалось тебе неприличным?
— Ну, вот как она сидит на краю своего стола? Ноги широко разведены. Я подхожу к столу и вижу, что на ней нет трусов.Как широко открытое забрало. Все красное и волосатое и ну, вы знаете... капает...
— Леонард, давай просто придерживаться фактов... — Стрикланд массировал лоб.
Отец Ленни крутил свой галстук; рыжеволосая обвиняемая закрывала лицо руками.
— В общем, она говорит: «Хочешь? Я смотрю, как топорщатся твои штаны, и не могу убрать руки от своей киски... »
— Пожалуйста, следи за своей речью! — сказал Стрикланд, делая отчаянные знаки стенографистке.
— «...Если ты немедленно не разделаешься со мной, мне придется засунуть этот ластик в мою дырку и довести себя до оргазма!»
— Леонард, достаточно...
— Девчонки здесь довольно неподатливые, поэтому я не собирался отказываться
— Леонард, немедленно сядь на свое место.
Всем было неловко. Ленни потащился к своему стулу, а Стрикланд объявил, что совет для одного вечера наслушался достаточно, и поблагодарил всех за то, что пришли. Он снова предупредил, чтобы мы не распускали слухи до принятия решения. Нас известят, какие меры будут приняты по этому делу.
Только после того, как мы втроем погрузились в твою машину, ты сказал Кевину:
— Знаешь, твой друг выставил тебя лжецом.
— Идиот, — проворчал Кевин. — Я не должен был рассказывать ему, что произошло с Пагорски. Он во всем меня копирует. Просто мне необходимо было с кем-то поделиться.
— Почему ты сразу не пришел ко мне? — спросил ты.
— Это было непристойно! — сказал Кевин, обмякнув на заднем сиденье. — Я совершенно растерялся. Не надо было никому рассказывать. Ты заставил меня это сделать.
— Наоборот.— Ты обернулся к нему. — Кевин, если поведение твоей учительницы выходит за рамки приличий, я хочу об этом знать. И я хочу, чтобы школа об этом знала. Тебе нечего стыдиться. Разве что твоего выбора друзей. Ленни — лжец. Тебе следовало бы держаться от него подальше.
— Да, — сказал Кевин. — Как от Китая.
За весь обратный путь я не вымолвила ни слова. Когда мы приехали домой, я предоставила тебе поблагодарить Роберта за то, что он усыпил Селию без моих сорокапятиминутных уговоров. Мне не хотелось ни на секунду открывать рот, как не хотелось бы проткнуть даже самую маленькую дырочку в надутом шарике.
— Кев, есть хочешь? — предложил ты, когда Роберт ушел. — Или содовой?
— He-а. Пойду к себе. Выйду, когда будет не так стыдно. Лет через пятьдесят. — Не в пример театральной меланхолии грядущих недель, он казался искренне подавленным. Словно страдал от затянувшегося чувства несправедливости, свойственного теннисисту, который доблестно сражался в парном турнире, но проиграл из-за неумелого партнера.
Ты стал деловито убирать грязную посуду в посудомоечную машину, слишком сильно гремя столовыми приборами.
— Бокал вина?
Я отрицательно покачала головой. Ты пристально взглянул на меня; я всегда выпивала бокал-другой перед сном, а этот вечер был особенно напряженным. Но вино развязало бы мне язык. А я все еще не чувствовала в себе сил открыть рот. Мы уже переживали подобную ситуацию, а я так и не избавилась от дурных предчувствий; я точно знала, что повторять ее не следовало. То есть мы не могли бесконечно крутиться в столь разных параллельных вселенных без того, чтобы в конце концов не оказаться в совершенно разных местах уже в самом земном, самом буквальном смысле слова.