Цена ошибки некроманта
Шрифт:
— Когда?
— Ну, он говорил, что в вагоне несёт мертвечиной.
— Так это про кровь, — возразила Татина и побледнела, прикрыв ладонью рот — видимо, вспомнила. — Пахло действительно… ужасно.
— Нет, при чём тут кровь! — отмахнулась я. — Некроманты так о духах всегда говорят и враждебных проявлениях своей магии, это их профессиональный жаргон. Чаще, правда, про существ Разлома, а не просто так… — добавила, поколебавшись.
В столичнoм УСД некромантов хватало, едва ли не половина следователей из числа боевых, а не один только Гитон Марг. Да и в полиции их полно, они вообще тяготеют к силовым структурам: привычка во время обучения и службы вырабатывается, и в обычной рутинной жизни найти применение их дару не так-то просто. Да и в университете со мной училось достаточно некромантов, причём все — старше остальных студентов, успевшие отслужить. Так что, можно сказать, с некромантами я общалась всю свою жизнь. Пусть шапочно, но кое-что о них знала.
— Ты что, хочешь сказать… — пробормотала Татина, потом затрясла головой. — Нет, даже слышать не хочу! Ты точно своих детективов перечитала, не обижайся, но…
— Очень может быть, — улыбнулась я.
Твари разлома oбычно возле этого самого Разлома и остаются. Но иногда — чаще, чем думают средние обыватели, но реже, чем полагают сторонники разнообразных теорий заговора, — они встречаются и в остальных частях мира. И встречались всегда, ещё до возникновения этой проблемы. Многие серьёзные артефакты работают на силе духов, и человеческая жадность пополам с безалаберностью нередко приводят к трагедиям, когда какое-то из таких существ вырывается на волю. Я уж не говорю о спонтанных появлениях потусторонних тварей, которые случаются чаще всего в больших городах: тварей этих тянет к людям.
Вот и выходит, что некроманты у Разлома рискуют постоянно, но от роковой встречи никто не застрахован. Тут, конечно, речь о случайности не шла, дух явно был просто орудием убийства. И жертв могло быть куда больше, а так…
Просто еще одно напоминание о хрупкости жизни. Вот был несколько часов назад неприятный, гадкий, мелочный, но — живой, чувствующий человек, а вот — уже лежит со вспоротым брюхом и таращится в потолок стеклянными глазами на чудовищно спокойном, умиротворённом даже лице человека, который не успeл понять, что умер.
Картина залитого кровью купе так ярко отпечаталась в сознании, что стоило немного расслабиться и отвлечься oт происходящего вокруг, и она снова вставала перед глазами. В объёме, цвете и запахах.
Всерьёз меня накрыло уже в обещанной одиночке, и впору было даже поблагодарить шерифа за такую заботу. Конечно, ограничься всё только лишь обнаружением трупа, и было бы легче, но… навалилось. И усталость нескольких дней пути, когда я не могла толком выспаться, и стычка с некромантом, и осадок от общения с ныне покойным журналистом, чьего имени я так и не узнала, и мерзкая погода. И вообще вся эта поездка, которая изначально вызывала скепсис и, можно уже сказать твёрдо, не задалась с самого начала. И, конечно, то, что подтолкнуло уехать.
Мне было не то чтобы жаль себя, но до слёз обидно. Глупый, банальный, но от того не менее навязчивый вопрос: за что? Я бесчисленное число раз задавала его себе раньше, когда тoлько выслушивала первые обвинения и ещё не верила, что всё это происходит со мной на самом деле. Потом устала, а на смену обиде пришла злость и упрямство — отстоять свою правоту и доброе имя хотя бы даже назло тем, кто устроил эту травлю, назло самой себе — обиженной и растерянной. И вот опять.
Я могла принять, что тот, кто мечтал от меня избавиться, не успокоился на достигнутом: он, видимо, тоже не умеет проигрывать. Я готова была смириться с вынужденным отъездом. Но… Творец! Эта история с непонятным трупом и безумным арестом стала последней каплей.
Я лежала на тонком казённом матрасе, на застиранную наволочку сбегали обиженные, злые слёзы, и повторяла этот вопрос без ответа — за что? За что мне всё это? Что я сделала не так? Всегда старалась быть справедливой, быть честной и тактичной, тщательно взвешивала все свои решения и не позволяла себе идти на поводу у эмоций. Да я ради этого профессию выбрала — чтобы сделать мир чуточку более справедливым, правильным! И что теперь?..
А наплакавшись до опухшего носа и рези в глазах, я провалилась в глубокий сон без сновидений, полная детской решимости «показать им всем». Кому и что, правда, придумать уже не успела.
ГЛАВА ЧТВЁРТАЯ, в которой письмо находит адресата
Адриан чувствовал себя словно с похмелья. Воспоминания о вчерашнем дне смутные и обрывочные, голова тяжёлая и горячая, мысли вязкие, во рту мерзкий привкус, в висках тяжело стучит — самое время зарекаться «больше никогда». Только надо вспомнить, что именно — никогда, и вот тогда уже — больше ни-ни.
Полежав пару минут в постели, мужчина вдруг сообразил, что пару симптомов можно если не отбросить, то существенно ослабить без лекарств и каких-то ещё усилий. Достаточно просто убрать с подушки Гaйку, которая устроилась вокруг его головы меховой шапкой с подогревом и вибрацией. Стучало не в голове, просто кошка урчала, а в черепе гуляло эхо.
Прислушавшись к ощущениям, Адриан обнаружил и Кактус, которая растеклась по его груди, и даже гордая недотрога Вакса лежала рядышком, тёплым клубком грея бедро.
— Выложился я, да? — со смешком спросил он, чуть запрокинув голову.
— Мр! — подтвердила рыжая Гайка, ткнувшись усатой мордой почти в глаз. Если она почти всегда валялась где-то на нём, стоило лечь или хотя бы сесть, то остальные приходили редко, обычно по очереди, изгоняя младшую подлизу. А вот так вот дружно облёживали хозяина, только когда тому случалось добегаться без малого до истощения или банально заболеть.
Кактус встала и бесцеремонно потянулась, не сходя с человека. Вакса, когда он зашевелился, поспешила сбежать, привычно брякнулась об пол с таким звуком, что Адриан первое время удивлялся, как она ничего себе не ломает.
Мужчина сел на постели, опираясь на руки, сгоняя вторую кошку. Гайка невозмутимо стекла в оставшуюся от его головы ямку на подушке. Стук в висках прекратился, голове стало легче, но тело показалось тяжёлым и непослушным, а руки едва не тряслись от слабости.
Тихо ругаясь сквозь зубы, некромант заставил себя встать, открыл окно, впуская в комнату холодный сырой воздух. И по ощущениям в голову тоже — от свежего воздуха в ней заметно прояснилось, хoтя обрывки воспоминаний вчерашнего дня стали еще более жидкими и тусклыми.
Выгнать из тела слабость помогла зарядка под неодобрительным, немигающим взглядом жёлтых глаз Ваксы: кошка не понимала, как можно заниматься какой-то ерундой вместо того, чтобы кормить её. Но орать и путаться под ногами было выше её достоинства, так что оставалось практиковаться в ментальных воздействиях. А её младшие подруги принимали жизненную несправедливость философски: рыжая продолжала дрыхнуть вполглаза, а серая Кактус предпочитала караулить у миски.
— Какая отвратительная рожа, — пробормотал Адриан, разглядывая опухшую со сна небритую физиономию в зеркале в ванной. Задумчиво поскрёб сизый, с каким-то тёмным налётом подбородок.