Цена предательства
Шрифт:
Михаила напрягло не то, что вокруг на десятки миль не видно никого и ничего подозрительного, а уж людей – и подавно – а то, как странно скачет мысль его всегда такого уравновешенного и трезво глядящего на события напарника. Может, это навалившаяся на его плечи ответственность так повлияла? Ведь Лестер теперь отвечает за те жалкие остатки «персонала», что каким-то чудом никуда не «испарились»!
– Я лично Еву изображать отказываюсь.
– Да нет – я не это имел в виду, – Лестер ухмыльнулся. Но ухмылка вышла кривой и натянутой, – пластиковых-то кукол у нас теперь – завались. Я вот о чём. Что, если мерзавцы сустары проводят на нас какой-то свой очередной… как это… Социологический эксперимент! Смотрят, как себя поведут кадровые военные, оказавшиеся в изоляции. И без начальства. Я уже проверил – связи с Линкором и спутниками нет.
– Интересная мысль, – Михаил присел на один из столов, развернувшись лицом к стоявшему О,Салливану. Остальные бойцы всё ещё пытались найти хоть кого-то, сидя за пультами и вращая во все стороны видеокамеры, – Но меня сейчас куда больше волнует другая.
– Да?
– Что, если и это – мой очередной сон?
– А почему – твой?
– Да потому что человек смотрит на всё в первую очередь со своей позиции. Эгоистично, так сказать. И можешь не обижаться, – Михаил тоже усмехнулся: когда у Лестера вот так лезет вбок край рта, это говорит только об одном: напарник сердится не на шутку, – По моей версии получается, что всё, что происходит сейчас – очередной кошмар. Мой. Вызванный моим же прагматично-подлым подсознанием. Ты, и все остальные выжившие – лишь проекция моих о вас воспоминаний.
Потому что где-то внутри, там. – он похлопал себя по груди, – глубоко внутри! – я не верю, что сустары убили, или выкрали сотню с лишним человек, причём половина из которых – вообще – штатские, вот так: без малейших следов. Они же, мать их, гуманисты. Так что предлагаю действовать по моему плану.
– Ах, скажите пожалуйста, – О,Салливан не скрывал иронии, – у него есть план! И какой же?
– Начнём все вместе меня будить. Вдруг всё – и правда: мой очередной кошмар. И если удастся меня разбудить, окажется, что и Хоппер на месте, и остальные ребята на Станции живы, и никаких осьминогов у нас в арсенале не было…
– И как это ты хочешь, чтобы мы тебя разбудили?
– Ну, способ-то – только один. Сделать мне побольней! Словом – помучить меня.
– Блин. Да ты у нас прямо мазохист какой-то! – О,Салливан хохотнул, – Ну, за тем, чтоб побольней да помучительней – дело не станет! Собственно, попробовать-то можно. Потому что я пока не представляю, что нам дальше-то делать.
– Ну, делать-то найдётся чего. Если за пару часов пыток я не очухаюсь, и вы все не пропадёте, придётся заняться и дальней разведкой, и ремонтом антенны, и перетаскиванием со склада запасного комплекта радиооборудования… Коллинз же сможет его подключить?
– Да. Запросто. Как я об этом… Хм. Ладно. Как именно мы будем тебя… Пытать?
– Начнём, наверное, с дыбы. Насколько я помню, это очень больно. А суставы вправляются легко. Если очухаюсь – доком Скардино…
Если нет – тем же Рустамовым.
– Ладно, как скажешь, – О,Салливан уже плотоядно ухмылялся, посматривая на потолок: там имелись как раз подходящие крюки, – Верёвка у нас, вроде, есть…
Пытка на дыбе оказалась действительно – чертовски болезненной штукой.
И только через полчаса мучений, воплей и стонов Михаил почувствовал снова, как освежающий глоток свежего воздуха – что его лупят по щекам. И трясут, словно терьер – крысу.
– Хватит, говорю, дрыхнуть! Три часа уже прошло! Подъём, боец Левицки!
– О-ох! Спасибо, Хоппер. – никогда ещё Михаил не был столь счастлив, как увидав суровое озабоченное лицо техника по холодильным установкам! – Я… Проснулся. Как тут остальные?
– Дрыхнут. Кое-кто заснул всего с час назад. Ты – отключился самым первым.
– Хорошо. Понятно. Давай – начинай с того конца, – Михаил ткнул рукой на дальний конец помещения, а я – начну с этих. Появилась новая угроза! Нужно, чтобы все об этом узнали, и как можно скорее!
– И в чём же угроза? – Хопперский взгляд как всегда ничего не выражал.
– В том, что сегодня я побывал в сне сна.
– Чего?
– Ну, мне приснился кошмар. Нормальный. Ну, такой как у меня уже бывали… И меня как бы разбудили.
А потом оказалось, что это – ещё один кошмар. В тысячу раз хуже, чем тот, первый! Словом, ребят надо предупредить: чтоб знали, что настоящая … э-э… явь – это когда их разбудишь ты.
«И я не совсем уверен, что и это может служить гарантией чёртовой «яви»!» – добавил он про себя, почёсывая многострадальный затылок – скоро, похоже, там появится плешь… А вот виски и шею от хронического недосыпа уже просто ломило.
Ребята досрочной побудке явно не слишком обрадовались.
Кошмары видели только двое, остальные ворчали, что «вот, только-только глаза закрыли». Но когда Михаил, запинаясь и повторяясь, рассказал о своих «приключениях», согласились: да, опасность страшная. Потому что, если не определить, что кошмар переходит просто в другой кошмар – перестанешь верить собственному чувству реальности. Так и «зависнешь» в состоянии сна. И рано или поздно попросту спятишь.
О,Салливан сказал:
– Ладно. Будем считать, что мы – в реальности. В настоящей реальности.
Хоппер! Ты – наша главная надежда. Видишь, какая чёртова миссия тебе досталась? – сказать по Хопперу, что он гордится честью быть «базовым репером реальности» было трудно, потому что почёсывание зада, дёрганье щёки, и тяжкие вздохи за проявления радости принять невозможно, – Пожалуйста, возьми, чего тебе надо. Ну, там – кофе с кухни, бутерброды из холодильника, игры какие-нибудь… Только – не спи!
– Ладно.
– Вот и отлично. Ребятам нужно хотя бы ещё пару часов перехватить. Потому что башка раскалывается, черти её задери, будто осёл лягнул… – Лестер тоже потёр затылок. Затем повернулся к Михаилу, – Капрал Левицки. Что думаете предпринять? Чтобы обезопаситься?
– Ну, во-первых, пойду вправлю подвывихи плечевых суставов. К доку Скардино. А уж потом – схожу к лейтенанту. Он у нас, вроде, дрыхнет со вторым взводом в кладовой запчастей?
Доктор Роман Скардино долго не открывал – очевидно, что-то важное исследовал в старинный оптико-механический микроскоп, водружённый на девственно пустой рабочий стол первой комнаты.