Цена Рассвета
Шрифт:
Они не могли поступить иначе. Медаль, отличная успеваемость и безупречная дисциплина — пропуск на лучшие базы.
Ожидания Бранвена, которые кто-то мог бы назвать нелепыми, сбылись в точности. База «Нинтай» предложила ему должность офицера-расчетчика. В ответном письме, явно составленном живым человеком, а не автоматом, даже содержался легкий намек на перспективы карьерного роста. Белл не стал дожидаться ответа от второй базы, зная, что выбрать в случае согласия будет нелегко. Он подтвердил что принимает предложение, получил все нужные документы и отбыл на базу.
Ему не пришло в голову посетить родителей. Бранвен отделался звонком отцу по вифону, похвастался успехами и этим ограничился. Поступив в Академию, он стремился как можно меньше общаться с родителями. Они были живым напоминанием о том, что Брану хотелось забыть навсегда: происхождение с самого дна, с первых уровней подземных городов Синрин. Оба не относились к «урожденной прислуге», а были наняты за год-полтора до рождения Брана, и парню иногда казалось, что ему даже ближе те родственники, что так и остались в самом низу.
Они-то однозначно признавали небывалый успех и великолепие курсанта Академии КФ, не равняли себя с ним; а отец при каждом разговоре так дотошно допрашивал, велики ли успехи Брана, и не нарушает ли он нечаянно каких-то правил, что сын потом еще декаду или две ворочался с боку на бок, тревожась о том, действительно ли все делает правильно. Звучало это так, словно папаша разбирался не только в устройстве вентиляционных систем, но и в тонкостях армейского этикета. Бранвен понимал умом, что отец просто выдумывает недостатки, как делал это всю жизнь, но не мог вытряхнуть из себя детскую веру в его слова. А любимую присказку «Neck or nothing» постоянно повторял сам.
База встретила его удивительной по контрасту с шумом и суетой коридоров Академии прозрачной тишиной. Узкие проходы, в которых едва могли разминуться два человека, а чтобы пропустить другого, несущего груз, приходилось вставать в специальное углубление, тем не менее, казались свободными и просторными из-за зеркальной окраски стен и потолка. В первый десяток минут Бранвен оцепенел: ему казалось, что навстречу ему марширует целая колонна офицеров, а не один встречающий, но скоро он привык.
Отдельная каюта показалась ему чем-то сверхъестественным. Еще никогда в жизни новоиспеченный санто кайи не жил в собственном помещении. В кадетской школе в одной спальне обитал десяток мальчишек, в Академии — пятеро взрослых парней, каждый из которых обладал своими привычками. Один храпел, другой бродил по ночам, сшибая предметы и роняя вещи, третий, зубря что-то, начинал выть себе под нос популярную песенку…
Отдельная каюта. Рабочее место, отделенное от начальственного взора толстой тяжелой дверью, которую по правилам требовалось закрывать изнутри на два оборота запорного колеса. В углу потолка — камера наблюдения, но к ним Бранвен привык и, пожалуй, крайне удивился бы отсутствию постоянного надзора. Трое подчиненных — старшина и два матроса. Еще двое расчетчиков входили в состав других смен и никак помешать Бранвену не могли. Начальник расчетно-координационного отдела по виду на тирана не походил. Жизнь была прекрасна…
Первая же декада объяснила Бранвену, что главная отличительная черта службы, и она же главный враг военного — скука. Должно быть, в боевой обстановке скучать никому не приходилось, но размеренные монотонные чередования дежурств, отдыха, авралов, личного времени, которое нечем было особо занять, к боевой обстановке отношения не имели. «Солдат спит, служба идет»; то же касается и младших офицеров, но, выспавшись, они начинают валять дурака. Главная задача командования — постоянно загружать их работой, чтобы поддерживать определенный уровень усталости. Попросту говоря, подчиненный должен быть задолбан ровно настолько, чтобы мог моментально подскочить с койки по тревоге, но до тревоги мечтал бы только спокойно поваляться на этой самой койке.
Командование базы «Нинтай» прекрасно знало эту заповедь, однако к ней прибавляло другую: «пять раз назови подчиненного бабой — и он начнет рожать детей». Демографический взрыв базе не угрожал. Требования могли быть сколь угодно изматывающими, заведомо бессмысленными, как, например, ежедневное обеззараживание контактных поверхностей, но грубости и намеренных унижений никто не допускал даже в адрес матросов. Кулаки, пинки и брань прекрасно заменяла вежливая угроза перевода с формулировкой «неполное служебное соответствие».
Тем не менее, если дело доходило до шуточек, и силы, и желание находились у всех. Бранвен методично вляпался во все ловушки, которые подстраивали новичкам. Фальшивая инструкция о том, что в обязанности расчетчика входит собственноручная полировка запорно-соединительных клапанов вентиляционной системы на вверенном ему участке. Маленький вирус в системе, заставивший машину обращаться к нему «дорогой мой Бранвен» и писать сюрреалистические вирши, где наобум чередовались строки стихотворений из библиотеки базы…
Бранвен все это терпел, а, промахнувшись в очередной раз, веселился вместе с шутниками. Он прекрасно знал, что подобную «обкатку» устраивают всем новичкам и по ее результатам определяют, что за человек пришел служить на базу. Ябедников, тех, кто бросался в драку или фонтанировал презрением, зануд, обидчивых в коллектив принимать не спешили. Бранвен же, дважды прошедший систему неуставного тестирования, точно знал, что репутация создается годами, а портится за одно мгновение.
После эпизода с «вызовом в траляля» Бранвена признали «своим парнем».
— Белл, тебе приказано явиться в траляля, — проходя мимо каюты Бранвена, сообщил схемотехник, прослуживший лишь на полгода дольше, но уже «обкатанный».
— Куда? — опешил Бран. Такую шутку он еще не слышал.
— В траляля, — небрежно повторил такой же санто кайи и скрылся за поворотом.
— Стой, имей совесть! — заорал вслед Бранвен, но пакостник уже смылся.
Бранвен постучал в соседнюю каюту, коллега-расчетчик как раз не спал.
— Слушай, что вы тут называете «траляля»?