Цена счастья
Шрифт:
Мегги обмолвилась, что мать умерла… Но Мегги — тщеславная кривляка. Она готова беззастенчиво лгать, шокировать близких, лишь бы обратить внимание на свою маленькую персону. С какой стати Барнаби стал бы утаивать смерть своей первой жены? Этому абсурду нет объяснения. Но еще менее вероятной представлялась Эмме другая версия: якобы Жозефина затерялась где-то в дебрях Южной Америки… на целых два года.
Раздавшийся грохот и громкие крики прервали размышления Эммы. Слышался топот бегущих ног. Это были дети, визжавшие от восторга и возбуждения. Их высокие звонкие голоса заглушались зычным мужским хохотом. За детским топотом раздавались чьи-то тяжелые шаги.
Эмма распахнула дверь. Она увидела Мегги и Дину, одетых в джинсы и рубашки; девочки неслись вниз по лестнице, преследуемые раскрасневшимся, с глазами навыкате Дадли. Увидев Эмму, он остановился и смущенно улыбнулся, став похожим на провинившегося школьника-переростка.
— Я превратил их в мальчишек, — хвастался он, показывая на детей.
Эмма припомнила восклицание, которое вырвалось у Дадли, когда он встречал гостей: «Боже, сколько женщин!» Теперь она понимала, что его так испугало. Бедный женофоб! Вторжение женского десанта застало кортландского отшельника врасплох.
— Вы не любите женщин? — как бы невзначай спросила Эмма.
Дадли закусил толстую нижнюю губу. Его грудь высоко вздымалась: он еще не отдышался после погони. Его бегающие водянистые глаза на какой-то миг встретились с зелеными глазами Эммы, но он тут же отвел взгляд.
— Я не такой, как мои братья, — усмехнулся Дадли, собираясь снова кинуться в погоню за Детьми.
Но Эмма вовсе не намерена была так просто окончить разговор.
— Что вы хотите этим сказать? — спросила она. — По меньшей мере, бестактно говорить загадками, бросать многозначительные намеки, не потрудившись хоть как-то расшифровать их.
Дадли остановился.
— Я не имел в виду ничего особенного. — Он поднял голову и сконфуженно улыбнулся. Несмотря на седые волосы и полноту, он более чем когда-либо походил на зеленого юнца. — Ведь все и так понятно, не правда ли? Я холостяк, видимо, таким и останусь. Мои братья — другие: Руперт обручен, а Барнаби успел жениться во второй раз.
Прямодушная Эмма задала еще один нелицеприятный вопрос.
— И вам не понравилась ни одна из его жен?
— Ну, вас я еще не знаю, не так ли? А что касается Жозефины… то на нее приятно было смотреть.
Теперь Эмме почудилось, что прекрасное лицо черноволосой путешественницы парит над ними в воздухе.
— Давно вы видели в последний раз Жозефину, Дадли?
— Сейчас подумаю. Я не видел ее с того времени, когда она гостила здесь летом. Должно быть, с тех пор прошло больше двух лет.
Стоя в коридоре, где гуляли сквозняки, Эмма попыталась вообразить себе, как будет выглядеть дом летом: окна распахнуты теплому ветру и жужжанию пчел, солнечный свет ложится на пол золотыми пятнами, в воздухе разлит дурманящий аромат июньских цветов. В ранние сумерки кружатся мошки и порхают мотыльки, кричит сова, и все вокруг пронизано запахом сена; к этому времени кончают петь соловьи. Надо спросить у Барнаби, водятся ли в здешних местах эти волшебные певцы. Они могли бы как-нибудь приехать сюда ближе к лету и послушать их теплой темной ночью. Как Жозефина, которая, если верить Барнаби, никогда здесь не была… Жозефина, которая, по словам Мегги, была мертва… Какая путаница!
— Эмма! Спускайся вниз, дорогая. Ужин готов.
Это Барнаби звал ее с первого этажа. Когда Эмма спускалась по лестнице, он стоял, задрав голову, и улыбался. Его волосы были, как обычно, растрепаны, глаза сияли, излучая доброту и тепло. Эмма поняла, что пыль, беспорядок, холод, неудобства — все это обходило Барнаби стороной, не задевая его существа. Он выбирал себе цель и шел к ней, не замечая препятствий, забывая о прошлом.
Сейчас его целью была она. Надолго ли? Чтобы стряхнуть с себя эту грустную мысль, Эмма быстро и весело сбежала вниз. Тревожившие ее подробности о Жозефине она узнает потом. Может быть, он просто снова во власти присущей ему рассеянности? Или Барнаби и вправду лживый человек?
— Боюсь, что нам придется ограничиться холодными блюдами, — извинился он. — Миссис Фейтфул оставила ужин и ушла; наверное, она очень устала. Завтра все наладится. Я позвонил в агентство по найму, и мы уже утром узнаем, кого они для нас нашли.
— Я могу уложить детей в постель, — предложила Эмма.
— Маленькие разбойницы могут лечь сами.
Они ужинали в некогда пышной столовой за большим круглым столом красного дерева. Дадли незаметно исчез. Он уже не в первый раз молча удалялся. Эмма сидела перед огромным буфетом, над которым висела гравюра, изображавшая битву при Талавере. Как и в гостиной, на картинах преобладали батальные сюжеты, а еще многочисленные изображения породистых скакунов.
Казалось, лошади разместились и за столом. Мегги тыкала Дину локтем в бок и произносила громким шепотом: «Вот тебе! Получай!» Дина хныкала. Она очень устала и готова была разрыдаться. Черные глаза Мегги так и метали искры. Ее энергия казалась неиссякаемой.
— Прекратите! — приструнил дочерей Барнаби. — Ешьте свой ужин.
— Если бы мы были в Венеции, — съязвила Мегги, — нам не пришлось бы есть на ужин холодный пирог.
— Вы не в Венеции. Вы в Кортландсе. Если не будете вести себя прилично, я отправлю вас обратно в школу.
Дина не удержалась от слез. Она закрыла лицо руками, и тонкие прозрачные струйки потекли у нее сквозь пальцы.
— Она скучает по маме. — Мегги презирала сестру за слабый характер и сентиментальность. — Я уже говорила ей, что никакого толку от ее хныканья не будет. Никогда.
Барнаби поднял брови:
— Правда? Почему бы это?
— Потому что мы больше никогда не увидим маму, вот и все, — воскликнула Мегги с истовой убежденностью.
Барнаби криво улыбнулся. Эмма с замиранием сердца наблюдала за ним. Чем ответит на всплеск Мегги ее любимый муж, которого она еще не успела как следует узнать?
— Я не стал бы принимать всерьез бредни Мегги. — Барнаби был спокоен. — Мы услышим о Жозефине со дня на день. Может быть, даже завтра. В конце концов, вы еще можете успеть полюбоваться Венецией, хотя я не уверен, что в вашем возрасте следует много разъезжать по свету. Как бы то ни было, но сейчас вы должны плотно поужинать, чтобы восстановить силы.
Его умиротворяющие заклинания, не подтвержденные ни единым фактом, все-таки приободрили Эмму, равно как и детей.
Хотя блюда были не слишком вкусными и к тому же холодными, ужин затянулся. Мысли Эммы занимали погасшие красные свечи и почти забытое ощущение счастья… Однако вопреки всему Эмма рассудила, что она все равно должна поесть. Этот длинный суматошный день, который с момента ее пробуждения заполонили неуправляемые дети, близился к концу. Когда девочки уснут, она сможет поговорить с Барнаби. И он успокоит ее… Но как? По расхожей пословице — «ложь во спасение»?