Цена спокойствия
Шрифт:
Всего здесь обитало около ста человек. Прасковья довольно долго искала «материал» по всему миру — здоровых юношей и девушек от шестнадцати до двадцати лет. Выкупала рабов, привечала сирот, «спасала» из лап людоедов или нечисти. Тех, кто умел читать или хотя бы вырос в относительно благополучных поселениях, предпочитала не использовать. Считала, что такие излишне непокорны и самостоятельны.
Колдуны дежурили в поселении неотступно, периодически сменяя друг друга. Троих вполне хватало, чтобы распугивать низшую нечисть. Конечно, с Высшим неопытные ученики Прасковьи, да и она сама тоже, ни за что бы не справились, но ни одного представителя элиты за два года здесь так никто и не увидел.
Чтобы упростить работу учеников, а также упорядочить жизнь испытуемых, Прасковья создала небольшой свод правил.
Каждый был приставлен к наиболее подходящему делу. В поселении имелись сельхозрабочие, уборщики, прачки, ремонтники, рукодельницы и парикмахер. Раз в неделю разрешалось употреблять спиртное, через день в квартиры подавалась вода, чтобы люди могли помыться. Никого не выделяли — ресурсы распределялись одинаково. Такая коммуна оказалась в экстремальных условиях на редкость жизнеспособной, люди не роптали и не пытались протестовать.
Запрещались стихийно возникшие отношения. Если колдуны видели зарождающееся чувство, то стирали память у влюблённых о последних неделях. Лишь однажды после магической обработки люди вновь потянулись друг к другу, и Прасковья отпустила пару на все четыре стороны — настоящей любви она мешать не хотела, но и менять устоявшийся порядок из-за статистической погрешности не собиралась. Семьи создавались в соответствии с генетической картой, по рекомендации целителей. Психологическую совместимость тоже учитывали, ведь люди должны были прожить бок о бок несколько лет, завести минимум пятерых детей и не поубивать друг друга в процессе. Словом, отлаженная система до последнего времени работала исправно, в коммуне даже появилось с десяток малышей.
Сегодня на трёх ближайших «полях» шёл сильный дождь, поэтому в поселении, несмотря на рабочее время, было людно. Прасковья неспешно шла по двору, приветливо кивая на униженные поклоны до земли. Поселенцы, поздоровавшись с главной колдуньей, старались как можно быстрее исчезнуть из её поля зрения. К тому моменту, как юная ведьма со старой душой дошла до нужной беседки, почти все попрятались в домах. Лишь одна девушка замешкалась — проявить прыть ей помешал огромный живот.
Беременная побледнела, поклонилась, но сделала это неуклюже и чуть не упала. Колдунья подхватила её за локоток. Несчастная побледнела ещё больше.
— Тише, милая. Ты должна себя сейчас беречь, — ласково сказала ведьма.
Поселенка согласно закивала и попыталась смыться. Но Прасковья держала крепко.
— Кто там у тебя? — вторая рука требовательно легла на живот. — Ой, какая молодец! Сразу двое? Отец горд, наверное?
— Мгм, — пискнула несчастная.
Хозяйка сжалилась, отпустила:
— Ладно, иди, отдыхай. Освобождаю тебя от физического труда до самых родов и на неделю после. Деткам нужна здоровая мать.
Беременная испуганно моргнула раз, другой, робко улыбнулась и поспешила к бараку. Колдунья с нежностью наблюдала, как будущая мать, по-утиному переваливаясь, пытается развить скорость.
— Такие смешные, милые на этом сроке, — сказала она, заходя в беседку, — здравствуйте, друзья мои.
Миниатюрная, похожая на мышку женщина торопливо смахнула с сиденья несколько зелёных листочков.
— А где Павлуша? — опустилась на предложенное место наставница.
— Он на дальнем участке. Там весь лук репчатый запел, — ответил рыжеволосый молодой мужчина.
— Ещё какие-то новости есть?
— На первый взгляд ничего такого, — пожала плечами ученица, — но кое-что нас волнует.
— Поселенцы в достаточном объёме получают пищу и питьё, — подхватил ведьмак, — одежду, спят шесть-семь часов в сутки, каждой детной семье выделено четыре часа свободного времени, бездетным — два. И они последнюю неделю вместо того, чтобы играть в настольные игры или сексом заниматься, скандалят или сидят и тупятся в одну точку. Или спать идут. Дети вялые, сонные, капризные. В пятницу две мамашки подрались, у одной даже молоко пропало, хорошо хоть, у той, у которой ребёнок бесперспективный.
Прасковья недовольно поморщилась:
— Коленька, запомни — бесперспективных деток у нас нет. Родители подбираются очень тщательно, питаются тем, что выросло прямо здесь, так что рано или поздно у всех проявится какая-нибудь «перспектива». Или в последующих поколениях.
— Простите.
— Нужно наказать за агрессию. Вот что, пусть та, у которой молоко есть, станет кормилицей для голодающего малыша. А второй прикажите стирать подгузники чужому ребёнку. Заодно и подружатся, дурочки. Дальше, ребята. Не нравится мне ваш доклад.
— Павел позавчера по собственной инициативе устроил представление — фейерверк там, птички-бабочки, иллюзии всякие про драконов и единорогов, — губы «Мышки» тронула улыбка. — Красота и милота, даже я с удовольствием полюбовалась. Но люди на всё это с таким равнодушием смотрели, словно им репу и свеклу демонстрировали. Паша даже расстроился. А сегодня утром один из ремонтников пытался повеситься, вовремя из петли вытащили. Его первый ребёнок должен родиться через три месяца. Объяснить мотивы не смог. Сказал, вдруг захотелось.
Прасковья прикрыла глаза. Докладчики терпеливо ждали.
— Так, глупыши мои. И вы называете это «ничего такого»? Да у вас тут катастрофа зреет под носом. Нужно срочно выяснить, в чём дело, — наставница открыла глаза и встала. — Идёмте. Будем разбираться.
У пятиподъездного дома столкнулись с Павлом, седовласым мужчиной, который с виду годился вместилищу Прасковьи в отцы.
— Здравствуй, мальчик мой, — улыбнулась начальница. — Что там с луком?
— А? С каким луком? — удивлённо спросил ведьмак.