Цена спокойствия
Шрифт:
И вовремя. Сверху пролился огненный дождь.
Болван отреагировал молниеносно — присел и окунул хозяйку в трясину с головой. Не готовая к такому повороту Марина чуть не нахлебалась чёрной жидкости, но успела зажмуриться и задержать дыхание. Почти минуту голем не вставал — в груди стало распирать, сердце стучало всё быстрей, в голове зашумело. Возвращение наверх показалось женщине самым прекрасным моментом в жизни. Жадно хватая ртом воздух, приреченская колдунья создала поисковое заклятие и отправила его в разные стороны. И смогла засечь Параскеву на другом конце болота.
— Ты не справишься со мной, солнышко. Тебе бы подучиться. Жаль, что не сможешь.
Тучи гнуса облепили Сычкову. Мошкара жалила, кусала, лезла в нос, глаза и рот. Марина вновь создала защиту вокруг себя, но обнаружила, что этим мелким существам купол не помеха. Гудящая живая туча с упоением её атаковала.
— Мне очень жаль, Мариночка. Очень, — раздался шёпот совсем рядом. Марина резко обернулась и увидела Прасковью в паре шагов от себя — старая ведьма парила на какой-то коряге, словно на метле. — Ты навсегда останешься моей любимой ученицей.
Та, что с самой Катастрофы обитала в теле Ирины Марушкиной, приблизилась почти вплотную и подняла правую руку. Сычкова поняла, что не успевает что-либо сделать, но её амулет вдруг дёрнулся так же сильно, как на красносельской улице. Видимо, Параскева снова приблизилась на нужное расстояние. Волосяная нитка впилась в шею, и это было настолько больно, что Марина не выдержала, содрала подвеску и отшвырнула её. Амулет Прасковьи тоже ожил, поэтому бывшая директриса чуть не свалилась с коряги и ничего не успела наколдовать.
Украшение, принадлежащее Марине, подплыло к своему собрату. Раздался мелодичный звон, Прасковью на секунду скрыл нестерпимо яркий свет, и всё кончилось. На шее у старой колдуньи висело украшение, состоящее из двух серебристых веточек, усыпанных красными камешками.
— О! — многозначительно произнесла Прасковья. — Прекрасный подарок, девочка. Ты удвоила мою мощь. В благодарность постараюсь убить тебя быстро и безболезненно.
Марина попыталась стянуть вокруг себя Силу Вырая, но без амулета и конденсаторов это получалось слишком, слишком медленно. И поняла, что потустороннее болото — последнее, что она увидит в жизни.
— Утопи её, глупый камень! — приказала голему Параскева.
«А мне казалось, амулету лучше не приказывать, — подумала Сычкова, — как она может так грубо, с ним?»
Каменная ладонь даже не дрогнула, игнорируя повеление. А вот Прасковья захрипела и схватилась за шею. Волосяная верёвочка сдёрнула ведьму с коряги и подвесила в воздухе. Старая колдунья выпучила глаза, попыталась сорвать украшение, но ничего не вышло. Волосяной шнурок медленно, но настойчиво сжимался вокруг шеи, разрывая кожу и проникая всё глубже в ткани. В какой-то момент кровь хлынула потоком, Прасковья душераздирающе завизжала, но почти сразу же захлебнулась криком. Раздался еле слышный хруст, и её голова рухнула вниз. Вслед за головой полетело тело. Трясина равнодушно поглотила мёртвую ведьму.
Марина испуганно дёрнулась, когда светящееся Древо Жизни поплыло к ней.
Волна любви и уважения мягко накрыла колдунью. В голове стали вспыхивать образы, благодаря которым стало понятно — почти живой артефакт не захотел служить эгоистичному и высокомерному существу.
«Не бойся, хранительница. Подставь ладони. Не бойся».
Сычкова, словно завороженная, смотрела, как увеличившийся вдвое вечный конденсатор опускается в её руки.
[1] Аббревиатура не совсем цензурного выражения, означающего недалёкую, высокомерную и не слишком умную девушку.
Эпилог
Снегопад прекратился, тучи разбежались, и небо усыпали крупные молочные звёзды. Сегодняшний морозец кусался игриво, совсем чуть-чуть, ветра не было, и Марина решила до Красноселья пройтись — она уже забыла, когда в последний раз гуляла с Гердой. Все эти месяцы пришлось заниматься разгребанием огромной кучи проблем, и собака засиделась во дворе, ожидая, когда хозяйка вспомнит об отдыхе.
Приреченская ведьма шла неспешно, наслаждаясь погодой и смеясь над дурачествами псины — та носилась как щенок, с разбегу ныряла в сугробы, отфыркивалась, бешено махала хвостом и неуклюже уворачивалась от снежков, вывалив язык и улыбаясь во всю собачью морду.
Частокол возвели заново и оборудовали времянку для дежурных. Конечно, о полноценном восстановлении КПП речи пока не шло, но Семашко очень рассчитывал всё закончить к следующей осени. Потусторонний шиповник вновь был высажен вокруг территории, причём Марина на этот раз поселила в нём лозовиков, чтобы те следили за сохранностью живой изгороди. Конечно, пришлось раскошелиться на оплату, но приреченцы согласились раз в квартал жертвовать нечисти пару литров крови.
Защитную борозду восстановили. Большинство женщин после этого слегли с простудой, потому что пахать, как и всегда, пришлось обнажёнными, а в октябре ночи уже достаточно холодные. Марина и Таня тщательно изучили ведьминский мешок, который смог ослабить охранные свойства борозды, и фельдшер нашла себе на зиму хобби — разработка мешочка-антидота. На всякий случай.
Проходя мимо кладбища, ведьма замедлила шаг. Нежить тогда, осенью, поймали всю. Сейчас большинство могил были пусты, но люди старались об этом не думать. Они по-прежнему приходили сюда, чтобы почтить память усопших. И неважно, что останки сожжены и пущены по ветру с огромными магическими предосторожностями. Лишь с десяток костомахов, присыпанных солью, вернулись в свои могилы. Оксаны Сычковой среди них не было — как и большинство, она оказалась развеяна. На референдуме единогласно решили больше не хоронить людей, как раньше. Теперь в Приречье всех умерших будут кремировать.
У околицы Красноселья слышались крики и смех — зимой нечистой силы можно было не бояться, поэтому детей выпускали погулять без опаски даже вечером. Ребятня каталась на санях и кусках клеёнки с пологой горки, строила снежные крепости и валялась в снегу. Те, что постарше, обустроили для себя гору повыше и зорко следили, чтобы малышня не лезла на обледенелый сугроб высотой в три этажа.
— Здрасьте, Марин Викторвна! — понеслось со всех сторон. Герда, увидев детей, радостно рванула в их гущу. Послышался чей-то вскрик.