Цена жизни
Шрифт:
[ 10 — Нихон — самоназвание Японии. 11 — Китай известен в Европе Мира-за-Порогом как империя Хань. На самом деле династия Хань там давно сменилась длинной чередой других династий, но именно во времена Хань возник Великий шёлковый путь, и у тамошних европейцев закрепилось такое название Китая.]
У нас уже давно выпал первый снег, а на днях он лёг окончательно, но здесь всего лишь моросил мелкий дождик, и деревья местами были ещё зелёными. Ничего удивительного — они же здесь и виноград выращивают. Впрочем, погода была достаточно мерзкой, и
Когда дирижабль пришвартовался к мачте, и мы с Ленкой вышли на пассажирскую платформу, я к своему немалому удивлению увидел внизу самого кардинала в обычной мирской одежде, который, задрав голову, с интересом рассматривал наше судно.
— Ваше высокопреосвященство, мы рады вас приветствовать, — поздоровался я, когда мы спустились вниз, а Ленка просто молча поклонилась. — Однако довольно неожиданно увидеть вас здесь — надеюсь, ничего не случилось?
— О, нет-нет, всё в порядке, барон, — улыбнулся он. — Просто решил посмотреть на ваш дирижабль. Мне рассказали про него какие-то чудеса, и должен признаться, у меня разыгралось любопытство. Вы не устроите мне небольшую экскурсию?
Ему рассказали? Интересное заявление. Дирижабль с верфей прилетел прямо в наше поместье, и единственный порт, где он засветился — это Раппин. То есть в самом центре Раппина, а скорее всего, прямо в замке, есть человек кардинала, который ему немедленно и отчитался. Похоже, надо поближе познакомиться с персоналом замка, да задать им кое-какие вопросы.
— С удовольствием, ваше высокопреосвященство, — я поклонился и указал рукой на лифт. — Прошу вас.
Кардинал с огромным любопытством осмотрел нашу каюту, зачем-то потрогав пресловутое джакузи, восхищённо поцокал языком на обзорной палубе, покрутил головой, глядя на огромную тушу турбины, и сделал комплимент капитану.
— Весьма впечатляет, барон, — сказал он, когда мы, наконец, спустились обратно на лифте и погрузились в самобег, неторопливо и плавно двинувшийся к вилле. — Не думаю, что многие герцоги империи могут позволить себе подобный дирижабль, но вот такие у нас в Ливонии бароны.
— Строго говоря, ваше высокопреосвященство, это не мой дирижабль, — вежливо возразил я, предпочтя не заметить иронии. — Это мой подарок жене, так что владелицей является она. Мы, конечно, практически никогда не путешествуем по отдельности, но всё же это судно принадлежит ей.
— Ах вот как! — усмехнулся Скорцезе. — Это, конечно же, меняет дело. Поздравляю вас, баронесса — поистине великолепный подарок! Вот совсем недавно, к примеру, маркграф Бранденбурга подарил жене на день рождения всего лишь дорогой самобег — но с другой стороны, разве можно сравнивать простого курфюрста империи с ливонским бароном?
— Звучит смешно, ваше высокопреосвященство, — признал я с улыбкой. — Но всё же не будем забывать, что это в империи я всего лишь барон, а в княжестве я достаточно заметная фигура. Имперцы воспринимают наших дворян как шевалье сомнительного происхождения, чем-то вроде польской шляхты, и тем самым оказывают себе дурную услугу, неправильно оценивая заметных людей княжества и судя о них чаще всего ошибочно.
— Пожалуй, соглашусь
— Наши дворяне — это прежде всего промышленники, — заметил я.
— Есть в этом некий налёт мещанства, — слегка поморщился кардинал.
— Разумеется, в империи всё совсем иначе, ваше высокопреосвященство, — язвительно ответил я, будучи уже в некотором раздражении. — В имперском бароне, который переживает за урожай озимых, нет никакого налёта крестьянства, а имперский граф, который волнуется о торговых маршрутах и купеческих лавках, вот совсем никак не похож на торговца.
— Верно подмечено, барон! — захохотал Скорцезе. — Оказывается, у вас неплохо получается сарказм. Но не могу не признать, что вы и в самом деле правы — прежде чем критиковать других, стоит посмотреть в зеркало. Но как бы то ни было, наша предвзятость остаётся фактом, который нам вряд ли удастся побороть в обозримом будущем. Для нас представитель высшего дворянства — это прежде всего владетель, и оцениваем мы его по лену. Но что-то мы с вами совсем не туда ушли, давайте сменим тему. Как там ваши молодые?
— Полагаю, совсем неплохо, — ответил я, пожав плечами. — Мать выглядит вполне довольной, да и Эрик никакого недовольства не демонстрирует. К тому же Эрик оказался хорошим приобретением для семейства, так что мы тоже довольны.
— И к тому же вас, наконец, перестали донимать женихи, — с улыбкой заметил кардинал.
Оказывается, кардинал Скорцезе на удивление хорошо осведомлён о наших делах. А поскольку такие люди ничего не говорят просто так, и уж тем более вряд ли могут что-то случайно сболтнуть, то он явно хочет, чтобы мы это знали — вот только зачем? Непонятно…
— И это, безусловно, тоже, — согласился я в некотором замешательстве. — Однако замечу, что для человека, который предвзято относится к нашему дворянству, такая осведомлённость выглядит довольно неожиданной.
— А я вовсе не отношусь к вам предвзято, — улыбнулся он. — Я говорил лишь об имперском дворянстве, а церковь вовсе не страдает узостью взглядов.
Он что — хочет сказать, что лучше иметь дело с церковью, а не с имперским дворянством? И что князю следует договариваться с церковью? Стоит, пожалуй, выяснить степень самостоятельности императора Дитриха, прежде чем принимать какие-то решения и идти на какие-то сделки.
— Это безусловно делает церкви честь, — уважительно кивнул я.
Кардинал улыбнулся и кивнул в ответ; эмоции его при этом остались для меня совершенно непонятными. Всё-таки при разговоре с опытными политиками эмпатия помогает довольно слабо — они настолько привыкли скрывать свои чувства, или даже полностью их фальсифицировать, что на эмпатию с ними лучше не полагаться. Я уже не раз обманывался в разговорах с князем, и вероятно, имперцы в этом ему ничуть не уступают.
Разговор продолжился только когда мы устроились в уютных креслах у камина в большой гостиной.