Ценный подарок (сборник)
Шрифт:
Увлеченный натюрмортами, Художник писал с утра до позднего вечера и даже не смотрел хоккей по телевидению.
Жена беспокоилась о его здоровье, все-таки он был старше ее на десять лет и совсем не дышал свежим воздухом. Летом она с трудом уговорила его, чтобы они всей семьей поехали к ее маме в деревню. И хотя, как всегда, Художник был занят работой, он уступил Жене, потому что любил ее и хотел доставить ей радость. Он уехал, не взяв с собой ни красок, ни холста, ни других необходимых принадлежностей
В деревне он был просто мужем, таким же, каким бывают мужья — бухгалтеры, инженеры и учителя.
Семейство было счастливо. Жену с Мужем забавляли смешные фантазии Дочурки.
Однажды, когда они втроем гуляли по крутому песчаному берегу реки, девочка звонко закричала, показывая на причудливые облака:
— Смотрите, видите, там старый король, у него вся голова в мыле!
— Не болтай глупости! — рассердилась мама. Хотя ей нравились фантазии Дочки, она не считала нужным поощрять ее.
Она повела Дочку дальше, а Художник остановился, будто увидел что-то необыкновенное. Схватив Дочку за руку, Жена подбежала к нему.
— Что с тобой, сердце? — взволнованно спросила она.
— Не беспокойся, — ответил Муж. — Я здоров. Сейчас я поеду в город и вернусь завтра.
Назавтра Художник вернулся из города и привез столько необходимых ему принадлежностей, что просто удивительно, как один человек мог дотащить это.
С этого дня он перестал ходить с Женой и Дочкой в лес, кататься на лодке, гулять по песчаному берегу реки. Он писал картину.
К осени все семейство вернулось в город. Оставшись наедине с картиной, художник пристально вглядывался в нее. На полотне был высокий песчаный берег. Под обрывом текла густосиняя река. На той стороне ее лежал изумруднозеленый луг, по лугу бродили ярко-рыжие коровы, по небу, такому же густо-синему, как река, плыли облака, похожие на чисто выстиранное белье. На берегу стоял старенький домик, на заборе сушились рыбачьи сети. Рядом с домиком росла липа, еще зеленая, но уже начавшая жухнуть от палящего солнца.
Пейзаж был закончен, но Художник чувствовал: чего-то не хватает.
— Чего-то нет, чего-то нет, — бормотал он и вдруг, схватив палитру, выдавил из тюбика белую краску, нанес ее на листву дерева, обращенную к реке, затем смешал на полотне эту краску с бледно-желтой. Так он сделал три-четыре мазка и сказал:
— Теперь, кажется, все.
В мастерскую вбежала Дочка..
— Ой! — захлопала она в ладоши. — Это ты нарисовал, папа?
— Похоже? — спросил Художник, привлекая к себе Дочку.
— Очень даже! И речка такая же, и коровки. А почему они такие красные?
— Просто так мне захотелось.
— Нельзя, — очень серьезно сказала девочка. — Мама говорит: нельзя делать то, что хочешь, нужно делать то, что нужно. И взрослым
— И взрослым, — вздохнул Художник.
— А я думала, вы можете делать все, что хотите.
— Нет, дочурка, нет.
— Зачем же тогда вырастать? — спросила девочка и, взглянув на картину, воскликнула: — А это что, белая кошка с желтыми глазами?
— Где? — удивился Художник.
— Вон там, на дереве в листьях.
Конечно, никакой кошки там не было. Это была причудливая игра света в зелени, образовавшаяся из последних мазков Художника, но он знал, что ему не объяснить это фантазерке-девочке. Потрепав ее по щеке, он сказал:
— Кошка, конечно, белая кошка с желтыми глазами. Иди к маме!
Спустя неделю Художник понес свое полотно на суд Знатоков.
Они пошли втроем: Художник, Жена и Дочурка, которую не с кем было оставить.
— Веди себя хорошо, — сказала ей мама, — и не вздумай болтать глупости.
— Я буду вести себя, как принцесса на балу, — пообещала девочка.
На этот раз Знатоков было трое: пожилой мужчина, похожий на апостола, с розовым свежим лицом и венчиком снежно-белых волос вокруг апельсиновой лысины, женщина с кукольным личиком, которое почти совсем закрывали огромные круглые очки, и густоволосый молодой человек.
— Садитесь, пожалуйста, — любезно предложил Жене Художника Апостол. Она, поблагодарив его, села, держа рядом с собой Дочку. Женщина с кукольным личиком посмотрела на Жену Художника так, словно не видела ее, а Густоволосый молодой человек бросил на Жену живописца взгляд, стараясь вспомнить, где видел ее, и она смущенно отвернулась.
Художник установил свою картину на подрамник. Высокий суд начался.
— Прошу вас, — вежливо, но официально обратился Апостол к Женщине с кукольным личиком.
— Нет, пожалуйста, вы сначала, — робко сказала она.
— Может быть, вы начнете? — любезно, но сухо спросил Апостол Густоволосого.
Тот ничего не ответил, мучительно вспоминая, где он видел эту красивую женщину.
Знатоки немного помолчали, затем Апостол весомо произнес:
— Пейзаж.
— Пейзаж, — строго сказала Женщина в больших очках.
— Пейзаж, — вырвался из задумчивости Густоволосый.
— Прошу дальше, — сказал Апостол.
Тут Женщину в больших, очках прорвало. Она начала говорить такими длинными фразами, что казалось, у них не будет конца. Она вдруг стала хвалить «Обнаженную», которую сама жестоко критиковала, объясняла, что для данного художника путь от абстрактного натюрморта к конкретному пейзажу является прогрессом, но только частичным, неполным, и Художник проявил в этой картине неуместный традиционализм. Апостол, слушая ее, держался намеренно прямо, чтобы не уснуть.