Ценный подарок (сборник)
Шрифт:
И сразу остальные доброжелатели забубнили хором:
— Жить, как все, жить, как все, жить, как все…
И кидали в гроб Мудрецу цветочки, избегая смотреть на его лицо.
Тут Мудрец встал из гроба, отряхнулся, поглядел вокруг и сказал:
— Благодарю за внимание. Но только вижу, сглупил я, поторопился с этим делом. Разве можно умирать, когда еще столько людей, которые хотят жить, как все. Прости, дорогая, — обнял он рыдающую жену, — идем домой. А если кому-нибудь угодно лечь в этот ящик и слушать
Он и сейчас живет на свете, этот малооплачиваемый Мудрец. Я все собираюсь пойти к нему, да не рискую, потому что не каждому дано набраться мудрости.
Сиреневая звезда
Чабан полюбил звезду.
Он был молод, горяч и одинок.
Звезда была маленькая, тусклая. Она едва мерцала сиреневым светом в бриллиантовом сверканье других звезд.
Чабан пел песни. Он пел о том, как прекрасна его возлюбленная, как нежна и застенчива она. Пел о том, что звезды и любовь бессмертны, и еще о том, что, какие бы горести ни постигали человека, он всегда останется сильным и смелым, недоступным для бед и печалей, если у него будет своя звезда.
Однажды в степь приехал известный Поэт. Он услышал, как поет Чабан, и спросил:
— Где ты взял эти песни, кто сочинил их?
— Сочинил? — удивился Чабан. — Что значит «сочинить»?
Поэт посмотрел на Чабана так, словно тот был жителем чужой планеты.
— Сочинять — это творить, выносить тему, оперить ее в слова и рифмы.
— Что такое рифма? — спросил Чабан.
Поэт рассердился. Он любил юмор, но терпеть не мог, когда смеялись над ним самим.
— Рифмой, — сухо произнес он, — называется созвучное окончание стихотворных строк.
Рифмы бывают мужские, женские, дактилические, гипердактилические, смежные, охватные, перекрестные. Понял?
— Нет, — сказал Чабан.
Поэт рассмеялся:
— Откровенно говоря, я и сам этого никогда не понимал. По-моему, рифмы бывают хорошие и плохие. Вот и все. А вообще, как бы тебе объяснить… Ну вот — небо сливается с землей на горизонте, это тоже рифма. И это особенно красиво, когда закат или восход солнца.
— Я знаю, что такое закат и восход, — сказал Чабан. — Знаю, какой будет завтра ветер, куда гнать моих овец, чтобы они нашли корм, знаю, где моя звезда.
— Покажи мне ее.
— Смотри вон туда.
Чабан поднял руку к небу. Поэт долго смотрел на золотую россыпь звезд, смотрел до тех пор, пока слезы не потекли у него из глаз, но так и не увидел неприметную сиреневую звезду.
— Я не вижу, — сокрушался он, — но если ты видишь то, что действительно существует и чего не видят другие люди, значит, ты настоящий поэт. Ты сам слагаешь свои песни. Это стихи. Их нужно напечатать.
Вскоре Поэт вернулся в столицу. Он пришел к Редактору толстого журнала и положил перед ним измятую
— Стихи? — жалобно поморщился Редактор.
Он сочинял статью «Поэзия в жизни и жизнь в поэзии», и ему было не до стихов.
— Это не мои, — сказал Поэт. — Их написал Чабан, тот самый, о котором часто пишут в газетах и говорят с трибун.
— Чабан? — оживился Редактор. — Это хорошо. У нас еще не было автора Чабана. Это ново и современно. Где ты разыскал его?
— Я нашел его в степи. Он понятия не имеет о рифмах, но это настоящий поэт.
— Оставь материал, я займусь им позже, — сказал Редактор. — Сейчас я занят, я ищу смысл в поэзии.
В тот же день Редактор прочел песни Чабана. Ему стало грустно и хорошо. Он растрогался, поднял вечное перо и хотел было уже написать «в набор», но что-то засосало у него под ложечкой.
Он был опытный редактор, и всегда что-то сосало у него под ложечкой, когда нужно было написать «в набор».
Редактор задумался. Он думал, думал и наконец решил послать стихи на отзыв Астроному.
Астроном был молод и полон сознания собственной учености.
Он изучил песни Чабана и отстучал свое мнение на пишущей машинке.
Он писал, что анализ качества поэзии не входит в его компетенцию, но он решительно протестует против научной неосведомленности автора.
«Чабан воспевает некую сиреневую звезду! — восклицал ученый. — Что это за звезда? К какой группе светил она относится? Неясно. Автор утверждает, будто бы любовь и звезды бессмертны. О первой не берусь судить, ибо она находится вне сферы моих исследований, однако конечность существования звезд известна каждому школьнику».
Редактор прочел отзыв Астронома и облегченно вздохнул:
— Как хорошо, что мы не поторопились со стихами. Вот была бы история!
Он вызвал помощника по начинающим и поручил написать Чабану вежливый, мотивированный отказ.
Помощник по начинающим написал Чабану, что тема, затронутая им, недостаточно научно проработана, непонятна широкому читателю и редакция будет рада, если Чабан пришлет стихотворный материал, посвященный продуктивным кормам, предназначенным для тонкорунных овец.
Неделю спустя, звездной летней ночью, молодой Астроном гулял по бульварам столицы с девушкой, развивая смелые теории происхождения вселенной, а девушка рассеянно слушала его и мечтала о чем-то своем.
И вдруг ученый умолк, увидев на небе неприметную сиреневую звезду.
Сам не понимая того, как это случилось, он произнес нараспев строки из антинаучной песни Чабана и сказал своей спутнице, что любит ее и станет самым счастливым на свете, если она всегда будет с ним, потому что никакие беды и печали не страшны человеку, когда у него есть своя звезда. И еще он сказал, что любовь и звезды бессмертны.