Цену жизни спроси у смерти
Шрифт:
– Да, хорошо бы заиметь такую напарницу! – Громов улыбнулся грузному полковнику, который, оказывается, знал толк в возвышенном парении. Но в следующую секунду мечтательная улыбка погасла. – К сожалению, у меня есть определенные инструкции на этот счет. Ко мне должен быть прикреплен мужчина. Настоящий сыскарь, волчара в своем деле. Возраст… – Прикинув, сколько можно дать Журбе, Громов уверенно заявил: – Лет сорок.
– Таких у нас воз и маленькая тележка. – Балаян энергично помассировал загривок. – Кого же тебе порекомендовать, майор? Трепельца, что ли?
– Нет, Трепелец не подходит, – твердо возразил Громов. –
– Да понимаю, понимаю. Государственная, мля, тайна. – Нижняя полковничья губа пренебрежительно оттопырилась. Не спеша возвращать ее на место, он продолжал размышлять вслух: – Был бы сегодня День милиции, то и проблемы бы не возникло. Полный сбор, все сотрудники налицо. Смотри, любуйся, выбирай любого. А так… Даже не знаю, чем тебе подсобить, майор.
Человеческая тупость давно перестала удивлять Громова. Не изменившись в лице, он предложил:
– А что, если я просмотрю личные дела ваших орлов? Пусть мне только отберут подходящих кандидатов, а дальше я уже сам справлюсь.
– Ты видел когда-нибудь эти дела, майор? – соболезнующе спросил Балаян. – Приволокут тебе штук сто пыльных папок, выложат их стопкой до потолка. «Война и мир» с «Анной Карениной»… Ты же до осени с ними промучаешься! Слушай, возьми хотя бы в помощь младшего лейтенанта Савицкую, о которой я тебе рассказывал. Это я тебе как профессионал профессионалу советую. Не пожалеешь.
– Нет. – Громов упрямо покачал головой. – С ней-то я уж точно здесь надолго застряну. А потом? Возьмут меня за те самые яйца, которые легче воздушных шариков станут, и подвесят за них по прибытии.
– У-ху-ху!
Похоже, Балаян представил себе эту картину, и она ему здорово понравилась. Но больше он ни на чем не настаивал. Спровадил Громова к начальнику отдела кадров, а сам остался досмеиваться и распределять ежедневную водочную норму на поэтапные сто грамм, делящие его рабочий день на равные промежутки времени.
Что касается мрачного прогноза полковника, то он не сбылся. Нужная Громову папка обнаружилась семнадцатой по счету. Полюбовавшись черно-белым портретом капитана милиции Журбы Вячеслава Игнатьевича, заместителя начальника следственного отдела Сочинского РОВД, Громов прихватил его дело и снова предстал перед слегка порозовевшим ликом Балаяна.
Против того, чтобы временно прикомандировать Журбу к сотруднику ФСБ, полковник не возражал. Замялся он, когда речь зашла о выделении транспортного средства. Стал жаловаться на никудышное материально-хозяйственное обеспечение управления, зачем-то рассказал, что даже лампочки для своего кабинета в последнее время приобретаются им за собственный счет. Оживился Балаян, когда, бегло просмотрев дело Журбы, вспомнил, что тот располагает личным транспортом.
– Расходы на бензин мы капитану оплатим, – заявил он с той щедростью, которая присуща гостеприимным южанам. – По существующим государственным расценкам.
Громов подумал, что Журба вряд ли обрадуется такой компенсации. Судя по всему, был он еще тем жмотом, редкостным. Топить Милену, к примеру, явился пешком, а не на собственных «Жигулях», чтобы бензин попусту не жечь.
– Капитан, наверное, будет в восторге, – сказал Громов с серьезнейшим видом. – Особенно если ему оплатят еще и амортизацию автомобиля. Тоже по государственным расценкам. Бухгалтерия ознакомит его со всякими мудреными коэффициентами, объяснит, что такое индексация цен. Думаю, после этого капитан Журба с особым удовольствием станет использовать свой личный автомобиль в служебных целях.
Балаян опять заухал, затрясся. Глядя на него, невозможно было удержаться от улыбки. Когда, попрощавшись, Громов отбыл в РОВД, он вспомнил по пути, что смешливый полковник так не услышал сегодня самую забористую шутку, которая так и вертелась на языке.
На диалекте ибибо, распространенном в северных провинциях Анголы, где в 1976 году Громов выполнял свой интернациональный долг, выражение «бала-яни» означало «обезьяний член». Балаяна бы в повстанческий отряд на недельку. Вот где была бы настоящая потеха!
Утром Журба с аппетитом умял четырехглазую яичницу на сале и, подчищая сковороду кусками хлеба, задумался о своем житье-бытье.
Оно с тех пор, как капитан милиции нашел себе побочный заработок, значительно улучшилось.
Жить на одну зарплату всегда тяжело, а если вокруг тебя пальмы, полуголые девки и море разливанное всевозможных напитков, то и вовсе невыносимо. Весело на курортах только отдыхающим и тем, кому в конечном итоге перепадают их денежки. Гостиницы, казино, рестораны, массажные салоны, проститутки, наркотики – все это и многое другое недоступно местным жителям. И многолетнее существование среди этого великолепия довело Журбу до полной мизантропии, усугубленной хроническим гастритом.
Когда месяц назад ему было предложено поработать на группировку местного авторитета Мини, он ответил, что ему нужно хорошенько подумать, но на самом деле не колебался ни минуты. И Журба не просчитался. Господин Минин уже за одно коротенькое «да» капитана милиции отвалил ему столько, что проблема несвоевременной выплаты зарплаты в отделении моментально отодвинулась на второй, если не на третий план.
Зато на первом плане обозначились теперь проблемы посерьезнее.
Началось все с расследования обстоятельств гибели некоего гражданина Сурина, который имел неосторожность утонуть за чертой города с совершенно обезображенным лицом. Сначала Журбе, который возглавил следственную группу, было велено держать Миню в курсе всех деталей этого дела, и он держал. Потом пришлось проделать кое-какие манипуляции с результатами экспертизы, внести поправки в протоколы, и это тоже было сделано надлежащим образом. Но главные трудности начались вчера. Переговорив по телефону с Миленой, которая что-то пронюхала про какого-то утопленника – возможно, того самого, Журба обратился за советом к Мине. Совет был дан в категоричной форме, напоминающей приказ:
«Заткни пасть этой шлюхе, капитан, заткни навсегда. С Гогой и Кузей я сам разберусь, а от стукачки избавься лично ты. Это твой человек, ты за него и отвечаешь».
Попытки возмущаться и отнекиваться ни к чему не привели. Миня лишь сказал, что за информацию он готов выложить тысячу баксов, а за Милену – все три. Если же Журба, которого, когда он брался за это дело, никто за язык не тянул, вздумает права качать, то эти деньги будут переданы третьему лицу. И тогда Журбе вообще ничего не придется делать.