Цену жизни спроси у смерти
Шрифт:
«Будешь лежать сложа руки и в потолок глядеть, – пояснил Миня. – Все хлопоты лягут на родственников и близких. Какие хлопоты? А ты разве не понял, капитан? Достойные похороны организовать – это тебе не пикничок устроить на природе».
Ждать своих похорон, сложа руки на груди, Журба не пожелал. Наоборот, сделался очень даже активным и энергичным. Надо, значит, надо. Убивать ему и раньше приходилось. Нельзя сказать, что был он профессионалом этого дела, но глупая сучка Милена, когда он ее топил, даже пискнуть не успела, как тот слепой кутенок. И порадоваться бы тут Журбе, что все так гладко получилось, а он стал содой взбунтовавшееся
Выходя вчера ночью из дома, Журба уже знал, как поступит с жертвой. Для осуществления плана ему требовались лишь брезентовые рукавицы да тонкая гитарная струна. Топить вторую девку подряд не хотелось, это выглядело бы уже вызывающе. А вот сработать под серийного убийцу, наводившего ужас на Сочи, было решением вполне разумным. Журба все до мелочей продумал, был на сто процентов уверен в успехе своего предприятия. И лишь в тот момент, когда пьяненькая Лиля возникла на ступенях гостиницы, он вспомнил, что не догадался обзавестись презервативом. Пришлось трахнуть сучку просто так, наобум Лазаря. И это было единственное тревожащее Журбу воспоминание.
Вместе с тем нельзя сказать, чтобы оно было неприятным. Более того, стоило Журбе вспомнить, как колыхалось под ним покорное, безжизненное тело, как заманчиво белело оно в темноте, подвластное только ему одному, и тут же захотелось пережить эти волнующие мгновения заново.
Облизав губы, желтые от яичного желтка, он посмотрел на супругу, с остервенением драившую кухонную раковину. Эта крепкая, жилистая женщина с суровыми, почти мужскими чертами лица плохо подходила на роль безропотной жертвы. И все же Журба решил попытать счастья. Ведь всегда можно закрыть глаза и представить, что под тобой не родная жена бревном лежит, а кто-нибудь поинтереснее, позаковыристее. Это даже на пользу обоим. У кого как, а у Журбы в таких случаях и таз работал размашистей, и торчало так, что впору дыры в бетонных плитах проделывать, если в таковых существует потребность в народном хозяйстве. Сквозные. Диаметром 392 миллиметра.
Вперившись взглядом в поджарый зад жены, угадывающийся под застиранным ситцевым халатом, Журба невинно осведомился:
– Ты чего злая такая с утра, мать? Не с той ноги встала?
Жена развернулась к нему передом, к раковине задом:
– Ты дурак или прикидываешься?
– А в чем дело? – притворно удивился он.
– Не фига по ночам неизвестно где шляться, вот в чем дело! – Она всегда была готова завестись с пол-оборота, и тогда ее голос напоминал тембром визг электрической дрели, работающей на пределе возможностей.
– Ты забыла, где я работаю? –
– Забудешь тут! Сплошные блядки да пьянки! Сил уже нет моих это терпеть!
Жена некрасиво сморщилась, как поступала всегда, когда делала вид, что готова разрыдаться. На самом деле на памяти Журбы был только один случай, когда она действительно дала волю слезам. В тот раз он по пьяни уронил в уборной табельный пистолет «макаров» и расколол новый финский унитаз, привезенный тещей из Черновцов.
Вспомнив недавно читанную статью, в которой утверждалось, что здоровый юмор помогает преодолеть любые житейские невзгоды, Журба примирительно сказал:
– Да не ори ты как резаная, дура. Послушай лучше анекдот. Жена наезжает на мужа-импотента: «Опять у тебя ничего не получилось! Я просто в бешенстве!» А он ей: «Надеюсь, не матки, дорогая?»
– Вот-вот, – язвительно процедила супруга. – Сплошные матки на уме. Потаскун проклятый! – Тут она подбоченилась и без всякой подготовки перешла на совсем уж пронзительные интонации: – Ты только принеси мне домой заразу, только принеси! Вмиг на развод подам и из квартиры выпишу к чертям собачьим!
Зря она напомнила Журбе про существование венерических заболеваний. Помрачнев, он медленно поднялся с табурета и деловито распорядился:
– Хрюльник закрой!
– Что-о? Это у кого из нас хрюльник? Да ты на себя в зеркало посмотри!..
В таком духе супруга могла продолжать до бесконечности, а нервы у капитана милиции были не железные, особенно в последнее время. Широко размахнувшись, он влепил ей такую затрещину, что она вылетела в прихожую с декоративной кухонной полочкой, за которую попыталась ухватиться.
Перешагнув через слабо барахтающуюся на полу жену, Журба вышел из квартиры, постаравшись хлопнуть дверью как можно сильнее.
«Вот же вредная баба, – скорбно размышлял он, гоня морковную «шоху» с недозволенной скоростью. – Вечно перепоганит настроение перед началом рабочего дня. Попробуй в таком состоянии эффективно бороться с преступностью!»
Совсем уж мрачным сделался Журба ближе к обеду, когда почувствовал приближение начинающейся изжоги, сосущей его изнутри, как нехорошее предчувствие.
Одновременно с гастритом напомнил о себе и начальник отделения, вызвавший Журбу для того, чтобы передать его в распоряжение столичного пижона в джинсах.
– Есть, – буркнул он без энтузиазма, а про себя добавил: «Вот же непруха, клепать мой болт! Только федерала сейчас на мою голову не хватало! Что значит: во всем оказывать содействие? Задницу ему подтирать, что ли?»
Пижон, когда они оба оказались в коридоре, представился просто Громовым, на что Журба лишь пожал плечами. Имя и отчество этого человека его абсолютно не интересовало. Как и он сам.
– Надолго к нам? – спросил Журба, стараясь косолапить на ходу меньше, чем обычно. Ноги повредил он в молодости, когда спрыгнул с третьего этажа, преследуя вора-домушника. Это получилось у него по-настоящему лихо, а вот кости срастались потом долго и, как выяснилось при снятии гипса, неправильно. Подвигом своим Журба гордиться давно перестал, а вот походки стеснялся. Так всегда бывает с ошибками молодости.
– Я пока не знаю, сколько пробуду здесь, – ответил Громов, поотстав на полшага. – Это зависит от многих обстоятельств.