Цену жизни спроси у смерти
Шрифт:
Тут, словно по сигналу, заработали все три биты одновременно. С громкими хлопками взрывались светильники на стенах и столах; громыхали, опадая, зеркала; дребезжала вразнобой сметаемая на пол посуда.
Когда начали переворачиваться столы, оцепеневшие посетители зашевелились. Демонстрируя отличную реакцию, Перепелица оттолкнул цепляющуюся за него даму в золотистой тунике, пересек размашистыми скачками зал по диагонали и устремился вниз по лестнице. Его примеру последовали почти все, кроме двух мужчин, оказавшихся загнанными в угол. Сильно побледнев, они старались держаться плечом к плечу, и один из них сжимал в руке отбитое бутылочное горлышко. Он даже не замечал, что сильно порезался и с пальцев его стекает не вино, а кровь.
– Уходите! – крикнул мужчинам Громов. – Никто вас не тронет!
Недоверчиво переглянувшись, они бочком двинулись в направлении лестницы, а потом сломя голову ринулись вниз.
– Что теперь? – спросил у Громова один из парней в боевой раскраске. – Дальше крушить, или сойдет и так?
Судя по пшеничному «ежику» на голове, это был старший (на самом деле очень юный) лейтенант Серегин, представленный сегодня Громову в управлении ФСБ.
– А дальше, лейтенант…
Договорить Громов не успел. Служебная дверь в зал распахнулась, а за ней обнаружился пригнувшийся охранник в форменном синем пиджаке с биркой на груди. В вытянутых вперед руках он держал пистолет, которым поводил из стороны в сторону. Соображал, значит, в кого из присутствующих пальнуть первым.
– Не стрелять! – рявкнул Громов, заметив, как один из его подручных выхватил из-за пояса свое оружие.
Охранник, решивший, что слова адресованы ему, направил ствол в Громова. Он командовал, следовательно, был здесь главным. Большой палец охранника взвел пистолетный курок.
Серегин поудобней перехватил биту и вопросительно взглянул на Громова. Чтобы дотянуться до вооруженного противника, лейтенанту требовалось сделать три шага вперед. Или совершить один длинный прыжок. Вполне достаточно, чтобы успеть получить пулю. Громов покачал головой и перевел глаза на охранника.
– Не дури, парень, – примирительно сказал он. – Спрячь свою «пушку» и уходи. Хозяин тебя за проявленный героизм не наградит. Даже посмертно.
– Всем лечь на пол! – завопил охранник.
Он ошалел от собственной смелости и ничего не хотел слышать. Очень может быть, парень уже жалел, что предпринял столь отчаянный шаг, но пойти на попятный ему мешало упрямство. Перемкнуло его, заклинило. Так случается. В некоторых случаях это называется отвагой, но чаще про погибших потом говорят: «Дурак, ох и дурак же! И зачем только высунулся?»
Громову не хотелось, чтобы так произошло. Показав, что руки у него пусты, он медленно двинулся вперед, глядя охраннику прямо в глаза. Под его ногами хрустели осколки.
– Послушай, парень, – говорил он успокаивающим тоном. – Тебя эта история никаким боком не касается. У нас свои дела с твоим хозяином. Не лезь. Все равно ничего изменить тебе не удастся.
– Я сказал: на пол! – Пистолет в руках охранника ходил ходуном все сильнее. Он целился приближающемуся Громову то в голову, то в грудь. Палец, который он держал на спусковом крючке, был совершенно белым.
Громов сделал вперед еще один шаг:
– Не делай глупостей, парень. Если у тебя даже имеется разрешение на ношение оружия, то лицензии на убийство явно нет. Ты же не Джеймс Бонд, не агент 007, м-м? Подумай, что будет с тобой, если ты кого-нибудь завалишь по дурости? Это ведь будет не самооборона. Тебе так хочется получить срок за какие-то битые стекляшки?
Лицо охранника сделалось осмысленным, но лишь на короткую долю секунды. Потом он перекосил рот, выпучил глаза и выстрелил.
Кланг! Оглянувшись, Громов посмотрел на декоративную гипсовую колонну за своей спиной. Она выглядела так, словно кто-то отхватил от нее кусок зубами. В воздухе запахло горелым порохом.
Когда Громов снова повернулся к вооруженному охраннику, лейтенант Серегин находился к нему на один шаг ближе, чем прежде.
– Отставить! – жестко сказал Громов. – Парень выстрелил случайно. Он никого не хочет убивать, верно я говорю, С. Шурыгин?
Охранник машинально посмотрел на свою именную бирку и вновь прицелился в Громова. Их разделяло не более шести метров, но он опять умудрился промазать. Расколовшийся витраж осыпался на пол целую вечность.
Если бы охранника потом спросили, каким образом этот человек приблизился к нему вплотную, чтобы твердо взять за руку, сжимающую пистолет, он не смог бы ответить ничего вразумительного. Виной тому были светлые глаза незнакомца, долго смотреть в которые не получалось. Стоило лишь на мгновение отвести взгляд – и вот, пожалуйста, незнакомец уже стоит с ним нос к носу и, выкручивая запястье, мягко говорит:
– Отдай «пушку», добром прошу. Не получится из тебя стрелка, даже не пробуй. Найди себе другую работу, поспокойнее.
– Хозяин меня живым в землю закопает! – растерянно пробормотал охранник, глядя на свой пистолет, перекочевавший в чужие руки.
– Не закопает, – пообещал Громов и кивнул лейтенанту Серегину: – Теперь можно… Только легонько.
Тот зашел за спину охранника и, занеся биту, деловито поинтересовался:
– Минут на двадцать его отключать?
– Десяти вполне хватит.
Это было последнее, что услышал охранник, прежде чем упасть на заботливо подставленные руки. Громов помог ему опуститься на пол, положил рядом пистолет и полюбовался получившейся картиной. Получилось очень даже убедительно. Вступив в неравную схватку с превосходящими силами противника, охранник был готов костьми лечь за хозяйское добро. И не его вина, что его не убили на месте, а всего лишь оглушили.
– Уходим? – осведомился Серегин. – Тут и так убытков штуки на три баксов.
– Не считая морального ущерба, – добавил его разукрашенный боец. Судя по тому, как зашевелились черно-зеленые полосы на его лице, он довольно улыбался.
Его приятель наполнил фужер водкой, выпил и отправил в рот уже ничейный бутерброд с красной икрой.
– Пусть твои молодцы не прохлаждаются, а тащат сюда хозяина ресторана, – сказал Громов Серегину.
Он мог бы и самолично отдать приказ, но отлично знал, как болезненно воспринимает любой командир, когда его подчиненными берется руководить кто-нибудь старший по званию.
Судя по взгляду Серегина, брошенному на Громова, тот оценил его тактичность. Повысив голос до звонкого, почти мальчишеского, он распорядился: