Цену жизни спроси у смерти
Шрифт:
Что ж, они все ломаются – девушки из компьютера и из реальной жизни. Сначала, когда они кокетничают. Потом, когда за них возьмешься по-настоящему. Ломаются, еще как ломаются. Так сильно, что уже не починишь. Если я проиграю, мне придется что-нибудь с себя сняу…
А если снимать уже нечего? И как упасть еще ниже, когда ты уже ползаешь на брюхе? И можно ли прогнуться сильнее, чем это позволяет покорно сгорбленная спина?
Вот какими вопросами должны задаваться те, кто нанимается в услужение.
Глупенькая шатенка пока что об этом не подозревала.
Минин насмешливо разглядывал голую соседку. Не зная, как вести себя дальше, она то наклонялась вперед, зажимая ладошки между ногами, то вызывающе распрямлялась.
– Поздравляю, – сказал он ей, когда ему надоели эти ужимки. – Ты почти победила.
– Почему почти? – Она позволила себе игривый тон, эта шлюха.
– Сейчас ты собой гордишься и считаешь себя ужасно везучей, так ведь? – осведомился Минин, проигнорировав заданный вопрос.
– Мне очень нужна эта работа, – неожиданно призналась шатенка. – Понимаете, я мечтаю поступить в Институт туристического бизнеса, а там обучение платное…
И опять Минин ее не услышал:
– Считаешь себя самой лучшей, самой красивой, да? – продолжал он, задумчиво водя в воде татуированными ногами.
– А разве нет? – девушка попыталась заглянуть ему в глаза.
Можно было просто сказать ей, что со своими пупырышками она здорово смахивает на мокрую ощипанную курицу, но у Минина имелся в запасе ход поинтереснее.
– И любишь ты себя больше всех на свете?
– Как вам сказать…
– Честно! Со мной надо быть предельно откровенной, куколка.
– Ну, если честно… – Девушка немного помялась, прежде чем закончить: – Если честно, то все любят себя больше всех. Разве бывает иначе?
Минин посмотрел на нее долгим взглядом сонного удава и напомнил:
– Речь идет конкретно о тебе.
Она пожала плечами:
– Я не исключение.
– Значит, любишь себя?
– Люблю.
– Вот и хорошо, – удовлетворенно сказал Минин. – Тогда покажи мне, как сильно ты себя любишь.
– В смысле? – У девушки прервался голос, и окончание слова она произнесла шепотом.
– В самом буквальном смысле, куколка. Люби себя. Прямо здесь, не отходя от кассы. – Минин беззвучно засмеялся.
Шатенка начала постепенно понимать, что от нее требуется. Она растерянно посмотрела на ухмыляющихся парней, которые пожирали ее глазами. Один исподтишка показал ей палец и пощекотал им воздух перед собой.
– Послушайте, так нечестно, – неуверенно произнесла девушка и оглянулась по сторонам, как будто кто-то мог прийти ей здесь на помощь.
– А победила ты честно? – полюбопытствовал Минин со скучающим видом.
– Но вы же сами сказали: борьба без правил.
– Вот именно, – подтвердил он. – Никаких правил. Поэтому или делай то, что тебе велено, или тебе придется любить не себя, а моих мальчиков, всех вместе и по очереди. Что ты предпочитаешь, куколка? Твое слово для меня закон.
– Я не умею, – почти беззвучно прошептала девушка. – У меня не получится. – Губы у нее задрожали.
– Зато у них получится. – Минин кивнул на своих телохранителей, сделавших стойку. – Видишь, какие славные жеребцы? У меня таких вагон и маленькая тележка.
Парень, который метнулся к зазвонившему телефону, передвигался в раскорячку, словно плавки сделались ему вдруг слишком тесными.
Налившись румянцем, девушка опустила голову и неуверенно пошарила рукой под собой.
Но Минин смотрел не на нее, а на телохранителя, который, выслушав сообщение, мчался к нему, держа трубку на вытянутой руке, как олимпийский факел или эстафетную палочку.
У него хватило ума обогнуть бассейн не с той стороны, где проводился конкурс «А ну-ка, девушки», и очень скоро он оказался рядом с хозяином. И тогда стало заметно, что трубка для него не просто безобидный предмет, который нужно передать дальше по эстафете, а нечто вроде адской машинки, от которой парень желал избавиться как можно скорее. С такими напряженными лицами держат гранату, у которой выдернута чека.
– В чем дело? – спросил Минин, чувствуя, что ему тоже вовсе не хочется брать проклятую трубку. – Разве ты не видишь, что я занят?
– Тут это… – Телохранитель настойчиво протягивал ее хозяину. – ГКЧП у нас, шеф.
– Какое еще ГКЧП, к хренам собачьим?
– ЧП, то есть… Ну, наехали на нас.
– Что-о? – проревел Минин. – А ну, давай сюда телефон! – Кто? – крикнул он уже в трубку.
Голос, негромко отозвавшийся в его ухе, весело осведомился:
– Ты как там, Миня? Готов?
– К чему готов? Назовись, падла!
– Готов делить шкуру? – невозмутимо продолжал невидимый собеседник.
– Шкуру? Какую еще шкуру?
– Ну, не твою, конечно. Она и на х… никому не нужна. – В трубке обидно засмеялись. – Я толкую о шкуре убитого медведя. Въехал, наконец?
Миня растерянно посмотрел сначала на телохранителя, потом на тревожно застывшую шатенку, как бы ища у них поддержки. Спохватился, свел брови на переносице и, постепенно окрашиваясь лицом в лиловый цвет, прошипел:
– Ты, паскуда!.. Я же тебе за такие шутки задницу на свастику порву! Я…
– За что? Я-то здесь при чем? Охрана разбежалась, а эти беспредельщики в ресторане такой погром устроили, что…
Отняв трубку от уха, Минин посмотрел на нее с тупым недоумением. Теперь в ней звучала сбивчивая речь насмерть перепуганного хозяина «Медвежьей шкуры», и рассказывал он историю совершенно невероятную.
Через некоторое время, выслушав напоследок нахальный молодой голос, назначивший ему время и место встречи, Минин швырнул телефонную трубку в бассейн, столкнул туда же взвизгнувшую шатенку, а потом вскочил и в ярости затопал ногами: