Цезарь Каскабель (иллюстр.)

Верн Жюль Габриэль

Глава VI

ЗИМОВКА

Таково было положение господина Сержа и его товарищей к первому января 1868 года. Мало того что их держали в плену жители Новосибирских островов, им еще грозило неприятностями присутствие Ортика и Киршева. Кто знает, не захотят ли злодеи как-нибудь воспользоваться неожиданной встречей? К счастью, они не ведали, что путник, на которого они напали на границе Аляски, являлся на самом деле не кем иным, как графом Наркиным, политическим заключенным, сбежавшим из Якутского централа [160] , и что господин Серж

и есть тот беглец, который теперь пытается вернуться в Россию с труппой ярмарочных артистов. Если бандиты пронюхают, что к чему, они без колебаний воспользуются этим секретом и примутся шантажировать графа, а то и просто сдадут его русским властям в обмен на собственное помилование или вознаграждение. А вдруг тайна, которая известна только супругам Каскабель, случайно раскроется?

[160]Централ — в царской России большая каторжная тюрьма; в Якутске такого учреждения не было.

Пока же Ортик и Киршев жили по-прежнему отдельно, хотя твердо решили при первом удобном случае бежать с острова вместе с экипажем «Прекрасной Колесницы».

Каждый ясно себе представлял, что сейчас не время что-либо предпринимать. Стужа разыгралась так, что выдыхаемый пар оседал коркой инея на бороде, усах и кромке капюшона. Столбик термометра опускался иногда до сорока градусов! Даже в безветренную погоду трудно вынести такой мороз. Корнелия и Наполеона не осмеливались высунуть нос из «Прекрасной Колесницы», да, впрочем, им этого никто и не позволил бы. Поэтому дни без солнца, а вернее, круглосуточные ночи казались им нескончаемыми!

Правда, Кайетта, привыкшая к суровым зимам Северной Америки, не боялась бросить вызов космическим морозам. Не стеснялись холода и туземные женщины. Они занимались своими обычными хозяйственными делами в оленьих дубленках и меховых шалях, в пуховых чулках и мокасинах из тюленьей кожи, в шапках из собачьего меха. Из-под их одеяний торчал только кончик носа — впрочем, вряд ли об этом кто-либо сожалел.

Сергей Васильевич, господин Каскабель, его сыновья и Клу-де-Жирофль, как следует закутавшись в теплые шубы, ежедневно наносили вынужденный визит Чу-Чуку, а также захаживали к русским морякам, которым подарили теплые одеяла.

Жители Новосибирских островов выходят на улицу без колебаний при любой погоде. Они охотятся на поверхности бескрайних равнин, где хозяйничает мороз, утоляют жажду снегом, питаются мясом животных, которых им удается подстрелить по пути. Их легкие сани, изготовленные из челюстей, ребер и усов кита, ставятся на полозья. Перед выходом в дорогу туземцы намораживают слой льда на полозья, орошая их водой. В сани впрягают оленей. По деревне разгуливали собаки самоедской породы, похожие на волков. От своих предков они в полной мере унаследовали неукротимую ярость; необычайно высокие в холке собаки имели густой мех черно-белого или желто-коричневого окраса.

Когда северянам приходится путешествовать пешком, они надевают длинные снегоступы, «лыжи», иначе говоря снежные коньки, с помощью которых они быстро преодолевают огромные пространства вдоль берегов проливов, разделяющих острова архипелага, смело шагая на этих лыжах по «тундре» — так называют тонкий пласт земли [161] в Приполярье.

Туземцы Ляховских островов безусловно уступают североамериканским эскимосам в искусстве изготовления оружия. Лук и стрелы — вот весь их наступательный и оборонительный арсенал. Есть у них и гарпуны для охоты на китов, а также сети, которые они натягивают под «грундайсом» — донным льдом, куда заплывают тюлени. При охоте на моржей они пользуются копьем и ножом — довольно небезопасное занятие, так как эти млекопитающие весьма агрессивны.

[161]Очередная неточность автора:

«тундрой» называется физико-географическая зона или определенный природный ландшафт, а вовсе не «пласт земли».

Но главный северный хищник, с которым не стоит ссориться, — это белый медведь; мороз и голод подталкивают его иногда к вторжению в деревни архипелага. Признаться, туземцы в этом случае проявляют чудеса храбрости; они не разбегаются куда глаза глядят от голодного и свирепого чудовища; нет, они сообща набрасываются на него с одними ножами в руках, и, как правило, борьба заканчивается в их пользу.

Не раз Каскабелям доводилось бывать свидетелями таких схваток, когда полярный медведь успевал серьезно покалечить несколько человек, но сдавался под напором численно превосходящих сил противника. После этого все племя собиралось, и начиналось пиршество. Какой праздник — громадная куча медвежьего мяса, лучше которого нет для настоящего сибиряка! По заведенному обычаю, отборные куски попадали на стол, а вернее, в миску Чу-Чука. Его подданные скромно довольствовались тем малым, что соизволял оставить им царек. Победа над медведем — отличный повод предаться обильным возлияниям, которые заканчиваются поголовным опьянением от жутких количеств настойки зеленых ростков саликса и родиолы на соке из брусники и морошки, которыми местные жители запасаются в короткое заполярное лето.

Правда, медведи довольно редко появляются в окрестностях архипелага, и поскольку убить громадного зверя очень непросто, то постоянно рассчитывать на медвежатину не приходится. Поэтому оленина составляла основную пищу островитян; женщины готовили на свежей оленьей крови варево, один вид которого вызывал у Каскабелей непреодолимое отвращение.

Если спросить местных жителей, как олени выживают суровой зимой, то вам ответят, что этих животных не смущают никакие снежные сугробы, из-под которых они откапывают растительную пищу. Впрочем, еще до наступления первых холодов делаются огромные запасы кормов, которых хватает для пропитания многих тысяч жвачных, обитающих на Новосибирских островах.

— Подумать только, тысячи! А как бы нам пригодились хотя бы два десятка! — повторял господин Каскабель, размышляя, как заменить погибшую упряжку.

Здесь еще раз уместно упомянуть о том, что жители Ляховских островов не просто идолопоклонники, они крайне суеверны; все явления они приписывают божествам и безоговорочно подчиняются идолам, изготовленным их собственными руками. Набожность туземцев совершенно невообразима, а великий вождь Чу-Чук соблюдал все религиозные обряды с фанатизмом, который охотно разделяли его подданные.

Каждый день Чу-Чук посещал некое подобие храма, или скорее святое место, под названием Ворспюк, что можно перевести как «молитвенный грот». Божества, представлявшие собой размалеванные деревянные столбики, стояли в глубине скалистой пещеры: здесь туземцы по очереди простирались ниц. Их нетерпимость не заходила так далеко, чтобы запрещать чужакам приближаться к Ворспюку; наоборот, их приглашали зайти туда. Поэтому господин Серж и его товарищи могли удовлетворить свое любопытство и нанесли визит новосибирским идолам.

В верхней части каждого столба корчили гримасы уродливые головы пернатых с круглыми и красными глазами, широко раскрытым огромным клювом и костистым гребнем, загибавшимся, как рога. Верующие припадали к подножию столбов, прикладывали к ним ухо, шептали молитвы, и, хотя деревянное божество ни разу не соизволило ответить, они уходили в полной уверенности, что получили совет, соответствующий тайным помыслам поклонника. Когда дело касалось новых налогов, что Чу-Чук хотел наложить на своих подданных, то старый пройдоха ссылался на волю богов, и ни один из его подданных не осмеливался оспорить указ, исходивший с таких высот.