Чарли Чаплин
Шрифт:
Речь в конце фильма, в которой Чаплин снимает маску и говорит от себя, с художественной точки зрения, возможно, была ошибкой. Он, например, заявляет: «…ненависть людская преходяща, диктаторы погибнут, а власть, которую они отняли у народа, вернется к народу». Фильм не должен заканчиваться напыщенным повторением того, что можно назвать банальным.
Вот показательный случай из жизни Чаплина. Однажды они с Бастером Китоном пили пиво на кухне у Китона. «Что я хочу, – сказал Чаплин, – так это чтобы у каждого ребенка были еда, башмаки на ногах и крыша над головой!» – «Но, Чарли, – удивился Китон, – разве ты знаешь кого-нибудь, кто этого не хочет?» Возможно, это лучший ответ на финальную речь в «Великом диктаторе».
Гильдия
По слухам, Гитлер видел «Великого диктатора». После войны один из бывших чиновников отдела кино немецкого Министерства культуры рассказал Чаплину, что фюрер настаивал на том, что посмотрит фильм – один. Следующим вечером он снова посмотрел картину, и снова в одиночестве.
Американским кинокритикам не понравилась финальная речь, особенно призыв Чаплина: «Солдаты! Не поддавайтесь этим бестиям… Тем, кто муштрует вас, сажает вас на паек, обращается с вами как со скотом и использует вас как пушечное мясо!» Он вроде бы обращался к немецким солдатам, но эти слова могли трактоваться и гораздо шире. В эпоху изоляционизма их посчитали излишне провокационными, и журналист Эд Салливан, который вел авторскую колонку в одной из газет, обвинил Чаплина в том, что он «тыкал коммунистическим пальцем», чтобы взбудоражить зрителей. Возможно, в словах Салливана была доля правды. В Англии компартия выпустила речь из фильма в виде памфлета. Кинокритик Daily Worker, ежедневной газеты коммунистов, описывал ее как красноречивый призыв к миру и выпад против рузвельтов, черчиллей и всех маленьких гитлеров мира, которые поддерживали войну.
Чаплин приехал на премьеру фильма в Нью-Йорк. Он снял квартиру с видом на Ист-Ривер и обдумывал здесь планы на будущее. Говорили, что Чарли задумал картину о беженце в Нью-Йорке или о пьянице, который влюбляется в хористку. Обе идеи впоследствии были реализованы, но в другой форме.
Когда Чарли вернулся в Голливуд, Полетт Годдар уже уехала из его дома. Развелись они только через два года, но это был окончательный разрыв. Полетт надоели попытки Чаплина полностью подчинить ее. Она решила сама делать карьеру, без его опеки. И без его критики. «Мы с вашей мачехой, – сказал Чарли сыновьям, – разошлись во взглядах».
В этот период он был очень угрюмым и подавленным. Чаплин признался одному из сыновей, что всегда хотел стать скрипачом в оркестре, и жаловался окружающим, что все его фильмы в той или иной степени неудачны. Во время одного интервью журналист обратил внимание на его улыбку. Она казалась заискивающей, но, если сидеть сбоку и видеть ее, обращенную к кому-то другому, можно заметить, что губы растягиваются механически, а взгляд у Чаплина отсутствующий. Между тем одна из самых больших катастроф в личной жизни Чарли была уже не за горами.
17. «Давайте работать и сражаться!»
Чаплин недолго оставался один. После расставания с Полетт Годдар он встречался со многими женщинами, и одна из них привлекла его особое внимание. 22-летняя Джоан Берри приехала в Голливуд из Бруклина тремя годами раньше с намерением стать киноактрисой. Вполне обычное желание для девушки, отличавшейся необыкновенной красотой, но Берри повезло, если так можно выразиться, – она познакомилась с Джоном Полом Гетти, американским промышленником, одним
Впоследствии Чарли заявлял, что она явно преследовала его и он в каком-то смысле слова стал невольной или по крайней мере невинной жертвой честолюбия этой женщины. В 1941 году Чаплину исполнилось 52 года, и назвать его неопытным было никак нельзя. Он мог бы устоять перед попытками сближения, если бы хотел. Однако Чаплин убедил себя, что у Джоан есть способности актрисы, и организовал для нее пробы. Незадолго до этого он приобрел права на экранизацию пьесы Артура Копита «Призрак и действительность» (Shadow and Substance) и теперь видел Джоан в роли главной героини. К концу 1941-го с мисс Берри заключили контракт. «Я могу сделать вывод, что у тебя есть талант, – говорил ей Чаплин, – просто поговорив с тобой». Они условились, что Берри будет посещать актерские курсы.
По словам Джоан, на близкие отношения с Чаплином она согласилась только после этого. До того их отношения ограничивались тем, что Чаплин, как сказала Джоан, ее лапал и тискал. Все остальное произошло в доме Чаплина, и, по словам Берри, своим успехом он был обязан собственному таланту убеждать. Она также отмечала, что Чарли очень гордился своими успехами у женщин в этом смысле.
Как-то раз они на яхте Чаплина отправились на уик-энд на остров Каталина. Там Берри и заявила, что любит его. Чарли, между тем, уже говорил ей, что с его стороны не может быть речи о любви. Он хотел заняться сценарием к фильму по пьесе «Призрак и действительность», но никак не мог сосредоточиться. В книге «Моя биография» Чаплин вспоминает, как Берри приезжала в своей машине, у нее был «кадиллак», пьяная, ночью, и ему приходилось будить шофера, чтобы тот отвез ее домой. Однажды Джоан разбила свой автомобиль на подъездной дорожке к его дому. В конце концов Чаплин перестал открывать ей дверь. Тогда она начала бить стекла.
Чарли узнал, что Джоан не посещает актерские курсы, которые он оплачивал. Он сказал ей об этом, и девушка ответила, что не собирается становиться актрисой. И вообще ей нужны 5 тысяч долларов, чтобы вместе с матерью вернуться в Нью-Йорк. Получив деньги, она разорвет контракт. Чаплин, теперь считавший ее неуравновешенной и даже опасной, согласился. Сама Берри рассказывала совсем другую историю. К тому времени выяснилось, что она беременна. Чарли договорился с врачом в Нью-Йорке, чтобы ей сделали аборт, хотя в то время это было запрещено законом. Именно поэтому она поехала в Нью-Йорк. Но, прибыв на место, Берри передумала.
Через несколько недель она вернулась в Беверли-Хиллс и сказала, что решила оставить ребенка. Берри вспоминала, как Чаплин кричал ей: «Ради всего святого, ты должна что-то с этим сделать!» Он позвонил Тиму Дюрану, и тот сумел договориться об аборте в Лос-Анджелесе. Берри рассказывала интервьюеру, что хотела оставить все как есть и родить ребенка, а Чаплин и Дюран заставляли ее согласиться на операцию. В конечном счете они сумели это сделать.
Свои политические взгляды, завесу над которыми Чаплин приоткрыл в «Великом диктаторе», он теперь стал высказывать публично, уже более ясно и определенно. Весной 1942 года Чарли предложили выступить в Сан-Франциско на митинге, организованном комитетом помощи СССР в войне. Он всегда волновался, обращаясь к толпе, но в данном случае воодушевление помогло побороть страх. Свою речь перед 9-тысячной аудиторией Чаплин начал обращением: «Товарищи!», и зал разразился бурными криками. Как раз в это время был заключен англо-советский договор, устанавливавший военное и политическое сотрудничество между Британской империей и Советским Союзом.