Чародей
Шрифт:
Когда солнце поднялось над стенами города, на площадь одна за другой въехали десять колесниц преследователей. Зазвенели гонги, загремели барабаны, загрохотали систрумы, женщины завизжали и стали бросать цветы, дети запрыгали вокруг них, но колесничие были мрачны и сосредоточенны, выстраиваясь в линию вдоль стартовой черты.
Последовало напряженное ожидание, затем со стороны коновязей послышались приветствия, они становились все громче и приближались. Затем под гром криков «Бак-хер!» колесница новичков со снятыми щитами въехала между изъеденными ветром колоннами входа на площадь.
Дов и Крус были вычищены так, что их шкуры блестели в первых лучах солнца, будто полированный металл. Гривы были заплетены, украшены разноцветными лентами, а хвосты подвязаны.
На Нефере и Мерене были лишь легкие кожаные доспехи, тела молодых людей были натерты маслом для борьбы. Они спустились с площадки колесницы и опустились на колени, держа руки на рукоятях мечей. Таита вышел и встал перед ними. Он прочитал молитвы Гору и Красному Богу, прося их благословения и защиты. Наконец он снял со своей шеи амулет и надел его на склоненную голову Нефера.
Нефер взглянул на предмет, повисший на его груди, и ощутил потрясение: от него струился странный поток силы. Это был золотой амулет Лостры, медальон его бабушки, которого никогда не касался никто, кроме Таиты.
Затем Хилто, на чьей голове красовалась красная шапка третьей ступени ордена, поднялся на каменную платформу в центре площади и прочитал вслух правила. Закончив, он строго спросил:
– Понимаете ли вы и будете ли соблюдать правила ордена Красной Дороги?
– Во имя Красного Бога! – подтвердил Нефер.
– Кто отрежет косы? – спросил Хилто, и сзади к стоящим на коленях воинам подошли Минтака с Мерикарой. Глаза Минтаки обвело красными кругами: накануне ночью она не спала. Обе были бледны и вне себя от беспокойства. Нефер и Мерен склонили головы, и женщины с любовью подняли косы и остригли их. Они передали их Хилто, и тот привязал их к вершинам высоких шестов, укрепленных по обеим сторонам площадки колесницы. Это были трофеи, за которыми предстояло начать охоту преследователям и которые Неферу и Мерену следовало защищать любой ценой.
– Поднимитесь на колесницу, – приказал Хилто, и Нефер с Мереном поднялись на площадку. Нефер взял поводья. Дов и Крус выгнули шеи, затопали копытами и сдвинули колесницу на один оборот колес.
– Принесите птиц! – приказал Хилто.
На покрытую песком арену поднялись два человека, каждый с бойцовым петухом под мышкой. Бородки и гребешки у обеих птиц были обрезаны, поэтому головы у них были гладкие, почти как у ящериц, без складок плоти или кожи, чтобы не подставить вражеской птице слабого места. Их перья радужно блестели в солнечных лучах как масло, разлитое на воде.
Напряженная тишина ожидания повисла над переполненной людьми площадью. Два человека с петухами встали на колени лицом друг к другу в центре песчаной арены и поставили перед собой своих птиц. К ногам птиц не были привязаны искусственные шпоры: длинные металлические шипы привели бы к слишком быстрому и неотвратимому убийству, – но их естественные шпоры были заточены и отполированы.
– Стравливайте! – крикнул Хилто, и петухов толкнули вперед, не позволяя им коснуться друг друга. Глаза петухов угрожающе сверкали, их хохолки начали раздуваться от ярости, голая кожа на головах и шеях стала темно-красной. Они били крыльями, стараясь вырваться из рук людей и налететь друг на друга.
Обнаженным мечом Хилто указал через площадь на разрушенную крышу храма Бес, богини-покровительницы Галлалы, где горячий ветерок лениво колыхал синий флаг.
– Новички начнут гонку, когда будут отпущены птицы. Флаг опустится, когда одна из птиц будет убита, и только тогда начнется преследование. Красный Бог в его бесконечной мудрости определит, как долго будут жить птицы и какова будет фора. А теперь приготовиться.
Все взгляды, даже Нефера и Мерена, обратились к рвущимся в бой петухам. Хилто поднял меч. Птицы, взъерошенные, темно-красные от ярости, вырывались, чтобы броситься друг на друга.
– Отпускай! – крикнул Хилто, и птиц отпустили. Они устремились вперед по песку, размахивая яркими крыльями, высоко подскакивая и колотя когтями и шпорами.
– Но, Дов! Но, Крус! – крикнул Нефер, и лошади рванулись вперед, так что из-под копыт полетели гравий и пыль. В толпе раздался громкий крик, колесница объехала площадь и выехала на улицу. Когда они промчались через ворота и повернули на дорогу, ведущую в холмы, приветствия стихли позади. Через каждые двести шагов дорога была размечена белыми льняными флагами, которые колебались и лениво хлопали на раннем ветерке, дующем из пустыни.
– Держи флаги справа! – напомнил Мерен Неферу. Если бы они миновали флаг не с той стороны, судьи вернули бы их, чтобы объехать его правильно.
Пока Нефер ехал, щадя лошадей, сдерживая их бег до рыси, когда склон круто поднялся перед ними, он оценил ветер по флагам и пыли, отметив его силу и направление. Обжигающе горячий, он дул с запада, достаточно сильный, чтобы сносить в сторону тучу пыли позади них. Это был худший ветер из возможных. Он будет иссушать лошадей и искажать расстояние до цели, когда начнется испытание в метании копья и стрельбой из лука. Он прогнал от себя эту мысль, чтобы сосредоточиться на подъеме на холмы.
Уклон резко поднялся вверх, и по команде Нефера они спрыгнули с площадки и побежали рядом с лошадьми, чтобы облегчить колесницу. Дов и Крус мчались вперед так быстро, что молодым людям пришлось схватиться за упряжь, чтобы бежать наравне с ними. Когда они достигли вершины, Нефер остановил лошадей и дал им отдохнуть в течение трехсот ударов своего сердца.
Он оглянулся на городские стены внизу и услышал то нарастающий, то стихающий рев голосов, похожий на далекий ропот прибоя на коралловом рифе, особый шум петушиного боя, когда толпа приветствует каждое нападение птиц. Но флаг на разрушенной вершине храма Бес все еще реял – знак того, что бой еще не завершен. Нефер отвернулся, посмотрел на ровную долину, простирающуюся впереди, и разглядел линию из древков копий. Их было пять, разделенных расстоянием в двести шагов. Низкие заросли терновника шли параллельно им, что должно было удерживать колесницу на расстоянии в пятьдесят шагов.