Чаровница для мужа
Шрифт:
– А может, ему Сунь Банань деньги дала. Она ведь очень зажиточная особа?
– Вроде да, — кивнул Панкратов. — То есть была, пока жила со Вторушиным. Каковы ее обстоятельства сейчас, я не знаю. Ведь после развода все общее, совместно нажитое имущество отошло к бывшему мужу. Таковы были условия брачного контракта на случай адюльтера. Ну а кто наследник Вторушина теперь, я не знаю. Пока не знаю. Совершенно точно, что не бывшая жена, поэтому у нее вроде бы и оснований нет убивать Вторушина. Разве что из чувства мести. Денег она все равно назад не получит!
Он не договорил и прислушался. В коридоре слишком громко выясняли отношения. Один голос — женский — был очень уж пронзительный.
– Как нет оснований? — удивилась Алена. — Деньги — это еще не все на свете. Мне кажется, основания все же были. Предположим, что были. Итак, налицо три убийства разных людей, желать смерти которым у Сунь Банань имеются разные основания. Насчет Семикопного я этих оснований пока не вижу, но зато совпадают главные детали всех трех случаев. Именно в то время, когда убивают Семикопного, Куницыну или Вторушина, Сунь Банань непременно устраивает нелепейший из скандалов, словно подчеркивая свое алиби.
«Ишь ты, — подумал Панкратов, — как она цепко держит нить разговора, эта дамочка! Ну да, привыкла накручивать и раскручивать всякие сюжетные перипетии, не теряя притом основной нити. Кажется, это называется фабула».
– И вот тут, похоже, к месту будет еще раз произнести красивое слово «ассасин»… — задумчиво проговорила Алена Дмитриева. — А что? Очень может быть! Сунь Банань устраивает публичный скандал, и в то же время наемник убивает по ее приказу. Это сразу приходит на ум, верно?
– Ну, приходит, — осторожно согласился Панкратов.
– Мне кажется, я знаю, почему Сунь Банань так демонстративно обустраивала свое алиби, — сказала Алена.
– Почему?
– А вспомните, во всех трех случаях в районе обнаружения трупа мелькает высокая полная не то китаянка, не то метиска, — напомнила Алена. — Такую женщину видели около квартиры Натальи Болдыревой, похожая напала на Тамару Хоменко. Почти наверняка укол в шею Вторушину сделала та странная уборщица, которая невесть откуда появилась среди проверенных до кончиков ногтей работников Коби Имамуры. И Катя с Бычихи говорила, что ее попросила позвонить накрашенная китаянка.
– Которая, судя по описанию Кати, невероятно похожа на Сунь Банань, — кивнул Панкратов. — Очную ставку мы, конечно, не проводили, но проведем.
– Да Катя запомнила только вызывающий макияж, а не его детали, ничуть не сомневаюсь, — с досадой сказала Алена. — Если вы на очной ставке посадите рядом десять сильно, но по-разному накрашенных китаянок, она ткнет пальцем в каждую. Вот ваша Елизавета Петровна не ошиблась бы, а Катя… ну с Бычихи она, что с нее возьмешь! Но я вот думаю… а не пришиваете ли вы, вернее, мы с вами, рубашку к воротнику? В том смысле, что не ищем ли мы черную кошку там, где ее нет и не было? Ведь это могут быть совершенно случайные совпадения. Такая женщина, как Сунь Банань, если бы решила мстить, вряд ли нанимала ассасина. Она бы никому не уступила удовольствия самой расправиться с людьми, которых ненавидела. Муж, его любовница… Поверьте мне, я сама женщина очень ревнивая, и хоть вряд ли способна на убийство, могу понять желание отомстить, изведя изменника и соперницу до смерти.
В голосе ее словно сталь зазвенела, и Панкратов подумал: «Она что-то вспомнила… Что-то такое было в ее жизни, но об этом она мне никогда не скажет. Да и хорошо. Не хочу о ней ничего знать. Меньше знаешь — крепче спишь!» И немедленно его взяла тоска от мысли, что никогда и ничего не узнать ему об Алене Дмитриевой. Правда, можно ее романы прочитать…
И ему сразу полегчало.
– Одного не пойму, — продолжала Алена, — почему был убит байкер? А впрочем, есть причина… к примеру, Сунь Банань после развода с мужем мечтает соединиться с любовником. Дает ему деньги, как бы доказывая свои серьезные намерения. А он взял да и бросил ее. Ни денег, ни возлюбленного. Тут уж вполне можно на убийство пойти, особенно такой жаркой даме!
– Какая бы она ни была жаркая, никуда не деться от того, что в момент убийства ее видело множество народу, — заявил Панкратов и осекся.
В коридоре редакции раздался истошный визг. Панкратов и Алена разом вскочили со стульев, кинулись к двери, столкнулись, быстро уступили друг другу дорогу, кивнули благодарно, вновь разом ринулись в дверь, опять столкнулись…
– Да проходите же! — крикнул нетерпеливо Панкратов, испугавшись, что они так будут теперь сталкиваться и дорогу друг дружке уступать как заведенные, а между тем события в редакции выйдут из-под контроля окончательно, вон какой визг стоит! И тут же он сообразил, что в данной ситуации галантность вовсе неуместна. Пропуская женщину вперед, он, возможно, подставляет ее под пули. Выстрелов, правда, еще не слышно, но такая беготня… может, они там носятся туда-сюда, спасаясь от прицеливающегося в них убийцы? Она выскочит — и…
– Стойте! — крикнул Панкратов, хватая Алену за руку и дергая к себе изо всех сил, так что она на него налетела. — Стойте! Я должен выйти первым!
Какое-то мгновение писательница грудью лежала на панкратовской груди, и ресницы ее хлопающих в недоумении глаз щекотали его щеку. Он улыбнулся, блаженно зажмурился, чуть повернулся, чуть наклонился…
И спохватился.
Весь процесс мгновенной потери головы и ее обретения занял какую-то секунду, не более.
– Там может быть опасно, — изрек Панкратов, отстраняя Алену Дмитриеву от своей мускулистой груди, легко и осторожно. — Оставайтесь здесь, пока я вас не позову. Нет, вот сюда, в сторонку, встаньте.
И, отодвинув Алену со своего пути, он храбро распахнул дверь. И тотчас покачнулся, завалился назад, упал на спину, задыхаясь, кашляя, выплевывая красные сгустки…
Алена дико заорала и наклонилась над ним.
– Осторожней, — слабым голосом сказал Панкратов. — Не испачкайтесь, я весь залит краской.
По деревне с шумным интересом
Много бабы говорят такого,
Будто Таньку видели за лесом,
С комсомольцем Гришкой Казаковым.
Совершенно непонятно, почему они так любили эту незамысловатую песенку. То есть «На Муромской дорожке стояли три сосны» тоже любили, и «Уж как помню, я молодушкой была» — просто обожали, но «По деревне с шумным интересом» — это было что-то особенное. Что-то невероятное! Заводила, как всегда, Александрина. Потом обычно вступала Машечка, но сейчас Машечка могла только слушать, да и то с небес, а потому вместо нее начала вторить ее дочь Алинка, которая под эту песню выросла и знала ее, само собой, от слова и до слова, от звука и до звука.