Чарусские лесорубы
Шрифт:
Из Чаруса на Новинку поступила телефонограмма:
«Срочно доставить к железной дороге полторы тысячи кубометров рудничной стойки и столько же деловой древесины для каменноугольных копей. Мобилизовать все и безоговорочно выполнить приказ министра».
Желтая бумажка лежала перед Чибисовым. Опершись локтями о стол и обхватив голову руками, он глядел на нее с отчаянием. Вокруг стола, переминаясь с ноги на ногу, молча стояли шоферы.
— Возить надо, возить! — наконец сказал он.
— Мы знаем, что надо возить! —
— А что вы предлагаете?
— Расчищать дорогу надо.
— Но снегоочиститель, треугольник, к гаражу не пройдет, пеньки мешают. Значит, вручную разгребать снег?
— Только так, разгребать до твердого грунта.
— А где взять людей? У меня на прямых работах нехватка рабочих.
— Домохозяйкам надо в ножки поклониться.
— Ох, уж эти домохозяйки! Не успеешь рта раскрыть, как начнется: не могу, больная, мне детей не с кем оставить, у меня стирка, я обед готовлю. Известно, домоседы, разве их из тепла пошлешь на мороз работать?
— Их надо собрать, потолковать, разъяснить положение.
— Некогда митинговать. Пока соберутся да что — день-то и пройдет.
— Вы, товарищ Чибисов, молодушку попросите, она вам мигом женский батальон выведет.
— Какую молодушку?
— Дарью, Цветкову бывшую. Весной она целую армию на сплав леса вывела.
— А ну, сбегайте за ней, позовите сюда! — распорядился Чибисов.
Шофер Полуденнов, стоявший возле стола, точно на ходулях, обернулся назад и сказал сыну, о чем-то переговаривавшемуся с матерью:
— Степашка, сходи-ка за Дарьей.
Степан Полуденнов, большой, неуклюжий, как и родители, чем-то напоминавший молодого лося, тотчас же вышел.
Когда в кабинет явилась Дарья Богданова, шоферы расступились. В запах бензина она внесла запах духов.
— Зачем я понадобилась, Евгений Тарасович?
— Ты все еще, Дарья Семеновна, празднуешь? — спросил Чибисов.
— Почему мне не праздновать? У меня ведь, как говорят, медовый месяц. Я свои обязанности по работе справляю.
— А мы отпраздновали. Бумажку получили, вот прочти. Министр приказал немедленно отгрузить шахтерам три тысячи кубометров леса. У них на складах хоть шаром покати, крепиться и строиться нечем.
— Ну, понимаю.
— Вот эти мужики, Дарья Семеновна, посоветовали тебе в ножки поклониться. Ты мастер организовывать домохозяек. У нас машины у гаража сгрудились. Надо дорогу разгребать.
— А они сами? — Она окинула взглядом шоферов. — Вон их сколько!
— Одни они до вечера прокопаются. Да и нехорошо, механики будут дорогу расчищать, а домохозяйки на них в окна смотреть. Сможешь нам помочь?
— Попробую!
— Расшевели, пожалуйста, свободный народ в Новинке.
— А лопаты деревянные будут?
— Лопаты на складе, я распоряжусь. Были бы люди, а этого добра хватает, в лесу живем.
— Всяко бывает. Были когда-то леспромхозы треста «Древмет», а их называли «дров нет». Люди сидели в лесу
Вскоре на дороге появились первые домохозяйки, в полушубках, в фуфайках, головы замотаны шалями, в руках — деревянные лопаты. К ним одна за другой стали подходить женщины со всего поселка. Пришла и жена Чибисова с лисьей шкурой на шее, в больших мужских валенках. На всей дороге от гаража до лежневки закипела работа, в воздухе мелькали лопаты, вихрящийся снег, из которого постепенно образовывались высокие насыпи. Слышались крики, смех, шутки. В Новинке стало весело, как на празднике. А Дарья Богданова, работавшая со всеми, только покрикивала:
— Бабоньки, поживей, поживей! Там на лежневке кувшин с водкой стоит. Чибисов поставил.
— Держи карман шире, поставит!
Закончив работу, женщины толпились на лежневке, по которой уже прошел гусеничный трактор с треугольником. Стояли с лопатами на плечах, балагурили, подсмеивались друг над дружкой, и никому не хотелось уходить домой. Только разгорелись на работе, вошли в азарт, а она уже кончилась.
— Дарья, давай еще работы! — кричали Богдановой.
— Нету, бабоньки! Можете расходиться по домам.
— А нам неохота. Ты бы хоть нас лес заставила рубить, что ли?
— Идите в контору, нанимайтесь.
— С радостью бы нанялись. Работать с артелью куда веселее, чем возле горшков да пеленок жизнь коротать.
— Погодите, бабы, придет время — избавимся от горшков, от ухватов. Теперь к тому дело пошло; круто теперь берутся за это. А раз берутся — сделают.
По прорытой снежной траншее, непрерывно гудя, громыхая прицепами, точно артиллерийскими лафетами, одна за другой шли автомашины. Впереди вел свой лесовоз шофер Антон Полуденнов. Над радиатором горел красный флажок — вымпел, на стекле кабины была надпись: «100 тысяч километров пробега без капитального ремонта». Вырвавшись на транспортную магистраль, Полуденнов дал полный газ и помчался к лесной бирже. Но не проехал он и полсотни метров, как машина снова забуксовала, зарылась в рыхлом, приглаженном треугольником снегу. Женщины пошли за машиной, вытолкнули ее из сугроба, она рванулась вперед, потом опять застряла, и опять, и опять. Открылась дверка кабины, вышел Полуденнов, заглянул под скаты, покачал головой, сплюнул в то место, куда зарылись колеса, и сказал, словно злясь на медленно падающие с неба снежинки:
— И откуда он берется, язва? Валит и валит, как из прорвы.
К нему подошли шоферы других лесовозов.
— Ничего не выйдет, Антон. Целый день будем скоблиться тут, а до лесосек не доберемся. Буксир надо. Пускай Чибисов дает трактор, иначе дело дрянь, без трактора автоколонне не пробиться ни в лес, ни на станцию. Сходи, Антон, к начальнику лесопункта.
— Сходить-то сходить, только одному у Чибисова делать нечего. Айдате все. Одного-то Чибисов и слушать не будет, упрется, скомандует: «Делайте, выполняйте распоряжение!» Сам отвернется и станет другими делами заниматься… Он податливый бывает, когда люди придут скопом и напрут на него.