Чары кинжала
Шрифт:
Когда Лисса громко зарыдала, отчасти от облегчения, Гверан нежно обнял ее:
— Моя бедная, любимая, маленькая девочка. Ну, ну, не плачь.
— Как мне не плакать? Боги, если ты стал сомневаться во мне, что дальше? Бросишь меня? Перережешь мне горло? Но ведь я не делала ничего дурного!
— Тише, тише, успокойся, — Гверан гладил ее волосы. — Если я хоть чуточку тебя обижу, я сам этого не переживу.
Ее слезы так же внезапно исчезли, как и появились. У нее возникло новое опасение. Она взглянула на мужа: его лицо было твердым и мрачным.
— Если ты вызовешь Таника на поединок, он победит, — сказала Лисса. — Пожалуйста, Гверро, я умоляю тебя — не надо. Что толку в том, что у меня останется
— Я не собираюсь никого вызывать. Ты презираешь меня, думаешь, что я трус, и все из-за того, что я не могу победить его в драке?
— Не глупи. Я могла выйти замуж за многих воинственных мужчин, но мне никто, кроме тебя, не нужен.
Гверан недоверчиво улыбнулся. Она понимала, что они оба оказались в ловушке: обычаи не давали мужу другой возможности защитить честь своей жены, кроме поединка. И они были вынуждены дрожать от страха, терпеть надменность Таника, который, гордясь тем, что родился воином, думает, будто может завоевать женщину с помощью меча. Лисса ненавидела Таника все больше, ведь независимо от того, чем кончится эта история, ее замужество больше никогда не будет таким безоблачным. Ей остается только умолять Гверана не совершить роковой ошибки в порыве отчаяния.
Гнев и страх не дали Лиссе заснуть: всю ночь ее преследовали кошмары. Она очнулась глубокой ночью, услышав странный шум снаружи, за стеной башни. Пока она лежала, пытаясь определить, что это за звуки, дети, смеясь, вбежали в комнату.
— Мама, папа! Смотрите, какой ветер! — закричал Адерин. — Скоро будет дождь!
Гверан проснулся, ворча, Акерн вскарабкался на кровать.
— Тучи, тучи, тучи, папа, — запел он.
Адерин схватил Лиссу за руку и потащил к окну. Она увидела в небе скопление грозовых туч. Их гнал стремительный северный ветер. Она ощутила его холод. Двор был полон голосов. Все домочадцы выбегали, смеясь и ликуя. Не было никакой надежды, что дети снова уснут. Лисса одела их и вывела во двор, в благословенную прохладу. Затем прогремел раскат грома и грянул дождь, падая вниз обильными холодными струями. И мужчины, и женщины бегали по двору и смеялись, как дети, а дождь все шел и шел. Гверан тоже был здесь, его светлые волосы намокли и слиплись. Смеясь, он сжал Адерина в своих объятиях, а затем поднял вверх, чтобы он увидел рассвет, просвечивающий серебром сквозь стену дождя.
— Вот видишь, Аддо, — сказал Гверан, — лошадь не была напрасной жертвой.
— Не жрецы сделали это, — засмеялся Адерин, — а Невин.
Лисса сначала подумала, что он имеет в виду — «никто», но потом вспомнила о травнике.
— Послушай, при чем тут Невин?
— Я видел, как он это делал, — похвастался Адерин. — Во сне.
— Дурак, — сказал Акерн, улыбаясь. — Папа, Аддо глупый, правда?
— Тс-с! — успокоил его Гверан. — Не имеет значения, кто вызвал дождь. Главное, что он спас нас.
Лисса улыбалась. Блайсбир не будет голодать этой зимой. Она обернулась и не спеша оглядела двор. Опять этот Таник!.. Он смотрел на нее, и вода стекала по его лицу и волосам. Внезапно у нее перехватило дыхание, и она ощутила дрожь. Этот парень наводил на нее ужас. Она крепко сжала руку Акерна.
— Пора домой, — проговорила Лисса. — Пойдемте скорей сушиться.
Но было уже поздно, Гверан также увидел Таника и с ненавистью смотрел на своего врага. Лисса поняла, что он жаждет крови.
Ливень шел три дня подряд. Жизнь переместилась в башню и сосредоточилась в большом зале. Лорд Мароик пил со своим отрядом, а бард пел, развлекая мужчин. К большому огорчению Касы, Лисса настояла на том, чтобы оставаться в своих покоях, и Касе приходилось сидеть в затворничестве вместе с ней. Наконец, на третий день, Касе стало так скучно, что она начала действовать.
— Пожалуйста, госпожа, разве мы не можем спуститься в зал? — уговаривала Каса. — Мы тоже можем послушать, как поет ваш муж.
— Я не пойду, но если тебе хочется, можешь идти.
— О, спасибо! — Каса весело сложила свое шитье в рабочую корзинку. — Вы уверены, что вам не хочется развлечься?
— Я не хочу. Там одни мужчины, — Лисса отвернулась. — В зале очень шумно, а у меня болит голова.
Каса сбежала по лестнице вниз в большой зал и пристроилась на соломе возле камина для слуг. Одна из ее подруг была уже там и слушала, как бард поет балладу о любви — любимую балладу Касы. С того места, где сидела Каса, хорошо был виден обеденный стол, и она видела широкую спину Таника всего в нескольких шагах от себя. Но ей показалось, что он сейчас на другом краю земли. Каса все чаще в душе проклинала его, потому что он всегда был холоден с ней, в то время как большинство мужчин считали ее красивой. Когда Гверан сделал перерыв, чтобы передохнуть, подруга наклонилась к Касе и зашептала:
— Танно спрашивал меня о тебе, — сказала она. — Точнее, где твоя госпожа… но это ведь одно и то же.
И тут вдруг Каса задумалась: действительно ли это одно и то же? Когда Таник гулял с ними, он старался обращаться к госпоже, а не к служанке. «Впрочем, он не посмеет приставать к жене барда, — подумала Каса. — И кроме того, я красивее ее». Она с вожделением смотрела на широкую спину Таника и жалела, что женщины не всегда понимают, о чем думают мужчины.
На следующий день погода наладилась. Лисса поручила Касе сходить с Адерином на ферму — навестить матушку. Адерин беседовал с травником, Каса проводила время на кухне, с удовольствием сплетничая о своих сестрах, которые все были уже замужем. Это ее огорчало, потому что было несправедливо: самая красивая из них, она еще не нашла себе супруга. Размышления об этом натолкнули ее на одну мысль. Она вышла из дома и направилась к сараю травника. Невин и Адерин вскапывали землю возле стены, чтобы посадить траву.
— Добрый день, — сказал Невин. — Что, Адерину уже пора домой?
— Нет еще. Я просто хотела поговорить с вами, меня интересуют некоторые травы.
Невин пригласил Касу в сарай и предложил ей сесть, а сам прислонился к стене. Каса заметила, что он обращается с ней вежливее, чем Таник. Жаль, что она не могла сказать ему об этом, чтобы он поревновал.
— Я слышала, что вы можете приготовить любовный настой. Я не могу много заплатить, но моя госпожа иногда дает мне денег.
— Девушке с твоей красотой не нужны никакие ухищрения, — строго сказал Невин. — Опаивать парня дрянью — это грязное дело. И кроме того, на зелья никогда нельзя рассчитывать.
Каса расстроилась. Грязь ее не смущала, но она не видела нужды бросать свои деньги на ветер.
— Теперь скажи-ка, — продолжал Невин, — Таник с тобой так же холоден, как со всеми?
Каса не могла понять: или старик владеет двеомером, или у нее на лице все написано. Она решила, что последнее вернее, и ее щеки покраснели от стыда.
— Поймите, — сказала она, заикаясь. — Это так скверно — любить человека, который тебя никогда не полюбит.
— Конечно. Но Таник будет плохим мужем, даже если ты добьешься его. Он тяжелый, равнодушный человек.
— О, кое с кем он не так холоден, как со мной.
— Правда? — Невин участливо улыбнулся ей. — Я, кажется, начинаю понимать, что тут дело в ревности.
— А разве это справедливо, что он увивается за женщиной, у которой уже есть муж, и кроме того, он даже не нравится ей.
— А теперь послушай, девочка. Если Таник принадлежит к тем людям, которые пристают к замужним женщинам, то ты явно могла бы отыскать себе парня получше. Я… — Неожиданно старик заколебался, посмотрел на нее пристальным леденящим взглядом. — А что за замужняя женщина? Твоя госпожа?