Чары воительницы
Шрифт:
— Да. Ходим.
Очень долго эти двое только зло смотрели друг на друга, и на скуле Колина задергался мускул.
Наконец Пейган спросил:
— А потом?
Отвратительная сцена предстала перед глазами Колина, и он зло отшвырнул руки Пейгана со своей туники.
— Ты, сукин…
— А потом? — повторил Пейган.
Через плечо Пейгана Колин увидел, что приближается Дейрдре. Несмотря на ее недавнюю жестокость к нему, он понимал, что она тоже всего лишь жертва. Он должен уберечь ее от подробностей греха Пейгана. Колин
— Ты позволил своим желаниям возобладать над тобой.
— Нет, я позволил ее желаниям возобладать надо мной.
Быстро, раньше, чем Дейрдре могла услышать, Колин прошипел:
— Ты сваливаешь все это на Хелену?
— Да, — заявил он, потом поправился, — в основном. Это она настояла, чтобы мы встречались каждое утро. Но это было не для свидания, болван ты эдакий. Это было для фехтования.
— Что?
— Для фехтования. Мы тренировались орудовать мечом. Вот и все.
— И ты ждешь, что я поверю…
Дейрдре подошла достаточно близко, чтобы услышать его.
— Для фехтования? — переспросила она через его плечо.
Пейган съежился.
Ее рот открылся от изумления.
— Ты… фехтовал… с моей сестрой?
Колин нахмурился. Судя по гневному выражению лица Дейрдре, можно было подумать, что фехтование — это худшее преступление, чем прелюбодеяние.
Пейган испустил дрожащий вздох:
— Колин, ты назойливый болван. Теперь видишь, что ты наделал?
Глаза Дейрдре наполнились слезами, и Колин еще мрачнее сдвинул брови. Неужели все шотландки такие сумасшедшие? Возможность измены Пейгана довела Дейрдре до раздражения, но тот факт, что ее муж фехтовал с другой женщиной…
— Как ты мог? — с несчастным видом спросила Дейрдре.
Плечи Пейгана виновато опустились, когда он повернулся к ней.
— Я не хотел, любовь моя. Я потерял голову. Она застала меня в момент слабости.
Колин смотрел то на него, то на нее. Это настоящее безумие. Но пока они продолжали разговор, Дейрдре обиженно, Пейган заискивающе, крошечный бутон надежды начал распускаться в груди Колина.
Может быть, они действительно говорили правду.
Может быть, Пейган и Хелена действительно только фехтовали. Но ради Дейрдре, неспособной сражаться из-за своего состояния, они держали свои тренировки в секрете, чтобы поберечь ее чувства. Может быть, Пейган действительно не спал с Хеленой, а только дрался с ней на мечах. Что означало…
С бешено бьющимся сердцем Колин оставил пару выяснять отношения. Он должен найти Хелену прежде, чем она сделает еще какую-нибудь глупость. В конце концов, она сейчас носит ребенка… их ребенка.
Проклятая девчонка! Она должна была все время знать это и, тем не менее, ничего ему не сказала. Вместо этого она фехтовала с Пейганом, сражалась на турнире, бегала между взбесившихся лошадей, зная, что подвергает опасности ребенка. Неужели этой безрассудной девице наплевать на свою собственную плоть и кровь? Пресвятая Мария, неужели Хелена надеялась потерять ребенка?
Боль и гнев захлестнули Колина. Бог свидетель, он сделает так, как приказал Пейган, — свяжет ее, запрет, закует ее в цепи, сделает все, что потребуется, только бы быть уверенным, что она не сможет повредить себе и ребенку.
Найти Хелену не составило труда. Хотя она покинула ристалище широкими гордыми шагами, теперь она берегла раненую ногу, медленно хромая по двору замка. Это зрелище смягчило его гнев, хотя и ненадолго. Хотя, с одной стороны, он хотел высечь ее за безрассудство, а с другой — мечтал схватить ее на руки и заключить в объятия.
Бурные эмоции нахлынули на него со всем неистовством грозовой тучи. Облегчение, и ярость, и нежность. Отчаяние, и нетерпение, и обожание. Вожделение, и гнев, и вина. Но больше всего, Боже, помоги ему, страстная любовь. Колин любил Хелену. И не важно, означало это нежно заключить ее в объятия или жестоко забросить на плечо, он знал, что любовь была краеугольным камнем всех остальных эмоций, пульсирующих в его венах.
Когда он нагнал Хелену и пошел рядом, она зло вытерла остатки слез со щеки и бросила:
— Я не хочу твоих извинений. Оставь меня в покое.
— Я не буду извиняться.
Колин наклонился и подхватил ее под колени. Одним мощным взмахом он поднял ее на руки.
Она попыталась вырваться:
— Поставь меня на землю!
Колин пошел к замку.
— Ты жалкий норманн!
Хелена заерзала в его руках.
Он продолжал идти.
— Отпусти меня! — Она стала колотить кулаком по его плечу. — Или я позову рыцарей Ривенлоха!
Колин продолжал идти. Наплевать, если даже вся ее армия примчится убивать его с пиками и копьями. То, что он делал, было для ее же блага и для сохранения его рассудка. Он нес Хелену всю дорогу, не обращая внимания на ее протесты, по зеленой траве к замку, через главный зал, вверх по лестнице к ее спальне. И ни одна ривенлохская душа не посмела остановить его.
К тому времени, когда они переступили порог ее спальни, Хелена оставила несколько синяков на его теле, и все же Колин знал, что не способен отшлепать ее. Наверное, это и к лучшему. Он все равно сомневался, что порка произведет на нее хоть какое-то действие. Только не после того, как, рискуя быть затоптанной лошадьми, она не потеряла своего безрассудства.
Но его ярость ничуть не утихла. Он поставил Хелену на ноги и с удовлетворением с грохотом захлопнул дверь.
— Здесь ты проведешь весь остаток турнира, — объявил Колин, повелительно тыча пальцем ей в нос. Его голос был хриплым от эмоций, но ему удавалось говорить сдержанно. — Ты можешь заниматься здесь рукоделием или спать, или смотреть в окно, мне до этого нет дела. Но ты не выйдешь на ристалище.
Она смотрела на него, не веря своим глазам:
— Ты не смеешь указывать мне! Ты мне не муж, не мой господин и не начальник.