Чары воительницы
Шрифт:
— Это очень скоро исправится, — заверил ее Колин. — Ну, а сейчас мне нужно приковать тебя к кровати цепями или ты останешься здесь, дав слово чести?
— Что ты хочешь этим сказать — исправится?
— Я не собираюсь позволять тебе носить ребенка-безотцовщину.
Хелена стиснула зубы. Вот именно поэтому она не хотела никаких обязательств. Только потому, что она носила его отпрыска, властолюбивый норманн возомнил, что может диктовать ей.
Все еще страдающая от недоверия Колина и ревности, она
— Что заставляет тебя думать, что ребенок будет безотцовщиной? Ты сам это сказал. Отец ребенка Пейган.
К ее удивлению, он покачал головой:
— Отец ребенка я. И ты знаешь это.
Хелена прикусила губу.
Почти неразличимая грусть проникла в его горящие глаза.
— Или ты вообще не собиралась говорить мне?
Она с трудом сглотнула и отвернулась от Колина. Она не хотела, чтобы он видел ее нерешительность. Она вцепилась пальцами в раму окна. Если бы только она не любила его… Если бы только она могла ожесточить свое сердце против него… Проклятый норманн! Он поставил ее именно в то положение, в каком она меньше всего хотела быть, — загнанной в угол, уязвимой, бессильной.
— Меня не заставят выйти замуж, — предупредила его Хелена. — Я Воительница Ривенлоха. Я отказываюсь быть имуществом какого-то мужчины.
— Я не какой-то мужчина. — Он схватил ее за локоть и развернул лицом к себе. — Я мужчина, который любит тебя. Который внес ребенка в твое лоно. Который просил твоей руки бессчетное количество раз. Который был более верен тебе, чем муж.
— Верен! — издевательски усмехнулась она. — А как же насчет того, что вы с Люси Кэмпбелл все эти дни встречались в подвале?
— Я не спал с ней.
Она фыркнула.
— Я клянусь моими шпорами. Я учил ее готовить. Чтобы угодить тебе.
Хелена подозрительно сощурилась. В последнее время ужины в Ривенлохе действительно стали вкуснее.
И все же это ничего не меняло. Может быть, когда-то Колин и заботился о ее удовольствии, но сейчас он хотел контролировать ее. Она вырвалась из его рук и принялась возбужденно ходить взад-вперед, беспокойная, словно волк в клетке.
— Сейчас ты не хочешь угодить мне, — обвинила она. — Ты забрал у меня мой меч. Не пускаешь меня на мое собственное ристалище. Превращаешь меня из беспощадного воина в… хнычущую жену.
— Нет.
— Мужчины хотят только укротить женщин, подчинить их, победить их.
— Нет.
— Ты даже сейчас угрожал приковать меня к кровати. — Хелена не собиралась перечислять все, но, уже начав, она не могла остановить поток своих обид. — Вы, мужчины, не успокаиваетесь, пока не лишите женщину силы духа, сделав ее покорной и слабовольной, созданной только для вашего удовольствия, вы низводите ее до ленивой и послушной диванной собачки. Точно так, как Пейган сделал с Дейрдре.
Она испуганно открыла рот, осознав, что только что выпалила.
— Я бы не стал называть Дейрдре послушной или слабовольной. — Колин дотронулся до своего носа, морщась от синяка, который она оставила там. — Во всяком случае, не сказал бы ей это в лицо.
В чем-то он был прав. Дейрдре еще не совсем покорилась. Но ведь он не знал ее до того, как брак изменил ее.
— Она была яростной, — вспоминала Хелена, — независимой, бескомпромиссной. Пейган изменил ее.
— И ты думаешь, что она, в свою очередь, не изменила его? — усмехнулся Колин.
Хелена прищурилась.
— До того как Пейган женился на Дейрдре, — сказал он, — он был сильным, властным, всегда уверенным в себе. — Он быстро улыбнулся. — Иногда довольно усталым. — Колин покачал головой. — Сейчас он податлив, как свинец. Это твоя сестра укротила своего мужа.
Хелена нахмурилась.
— И все же это Пейган захватил контроль над Ривенлохом, — возразила она.
— Только по приказу короля и по просьбе твоего отца.
— Он запретил Дейрдре сражаться.
Она самодовольно скрестила руки на груди.
Он кивнул:
— Как запретил бы любому из своих рыцарей, находящемуся в неподходящей для сражения форме.
Она мятежно вскинула подбородок:
— Она не может даже принимать свои собственные решения, не спросив его позволения.
— А он не принимает никаких решений, не спросив ее.
Хелена стала еще мрачнее. Она ни на мгновение не поверила в это. Мужчины, привыкшие к власти, никогда не отказываются от нее. Колин не понимает. Как ей заставить его понять?
— Это как битва, — сказала она. — Всегда есть две стороны. Одна проигрывает, а одна побеждает. Один победитель, а другой жертва. Только в битве, называемой браком, победитель всегда мужчина.
Она посмотрела ему в глаза, не зная, удалось ли ей достучаться до него.
Произошло то, чего Хелена никак не ожидала — Колин разразился хохотом.
— Битва, называемая браком?
Она окаменела от его насмешки, стиснув зубы, чтобы сдержать желание врезать кулаком по этой его ухмылке.
А потом он сделал ошибку, покровительственно положив руки ей на плечи, пока пытался подавить смех. Хелена сбросила его руки и с силой толкнула его в грудь, заставив отшатнуться на шаг.
После этого его смех исчез, но в глазах все равно осталось веселье.
— Дикая кошка, милая моя, брак — это не сражение врагов. — Взгляд Колина смягчился. — Это союз.
Хелена подняла кулаки, защищаясь. Даже если она и была свободна от его объятий, часть ее ощущала себя загнанной в угол, пойманной в капкан его искристых, знающих, соблазняющих глаз. Битва уже началась, и у него уже было преимущество.