Час до полуночи (сборник фантастических рассказов)
Шрифт:
— Банковскими чеками принимаете? — спросил Шекспир.
— Какого банка?
— Имперского Трастового.
— Принимаем.
— Куда, в случае чего, нести моё приобретение? — поинтересовался Шекспир, выписывая чек.
— Адрес указан на последней странице руководства пользователя, — ответил торговый агент, с треском разрывая полиэтиленовую обёртку, — там же и адреса гарантийных мастерских. Правда, их пока ничтожно мало, но мы постепенно расширяемся.
— Улица Фонарщиков, — прочёл адрес офиса лондонского филиала "Мацушита Индастриз" Шекспир, — это же на другом конце города!
— Ничего не поделаешь, — сокрушённо сказал торговый агент, — мы не слишком раскручены, чтобы претендовать на место в Сити.
— Пожалуй, что… не откажу. Пользуйтесь.
— Спасибо, господин Шекспир, — прочувствованно выговорил торговый агент, — не соблаговолите-ли тогда скрепить ваше согласие подписью? Формальность должна быть соблюдена. Официальный документ, сами понимаете. Печаточку приложите, вот сюда. Премного благодарен, сэр. И напоследок, в качестве ответной услуги. У меня есть знакомый мебельщик, он изготавливает необыкновенно ладные компьютерные столы. Материал по желанию заказчика, эксклюзивный дизайн, разумные сроки выполнения заказа. Его визитная карточка…
— Мастер надёжный?
— Не сомневайтесь, господин Шекспир, отменный искусник-краснодеревщик. Виртуоз от древесины. Профессионал! Делает быстро, качественно и недорого! С вашего позволения., — торговый агент прощально махнул шляпой, подхватил баул и скрылся за входной дверью.
— Счастливой дороги! — Шекспир сел за компьютер, запустил "Cool Writer", создал пустой проект, набрал заглавными буквами в строке "Заголовок проекта" "Макбет. Трагедия" и… задумался.
Ангел на доверии
"Ангел, где твои крылья?" - с претензией на оригинальность вопрошал неведомый остроумец. Надпись, выведенная на штукатурке чернильным карандашом, назойливо лезла в глаза. Я отворачивался и мой взгляд утыкался в унылую, бесплодную и безжизненную равнину, тяжело уползающую за горизонт. Безжизненную, если бы не серые вереницы людей, бредущие под жесткими порывами ветра, секущего бледную кожу извивающимися хлыстами мелкого песка. Ветер кружил по равнине и не было от него никакого спасения. Куда бы не поворачивали люди, повсюду они встречали ветер и песок. Слепые поводыри вели за собой видящих и видящие беспрекословно следовали за слепыми. Такова была их участь и установленная мера искупления. Бледные тени в развевающихся рваных одеждах безостановочно текли мимо, бесправные и жалкие в собственном безграничном унижении. Впрочем, границы унижения существовали. Взвешенные на сверхточных весах справедливости, в присутствии неподкупных судей высшего суда и заинтересованных сторон, они были занесены во всевозможные анналы и кодексы, скрупулезно прописаны и разъяснены до мельчайших подробностей. Только кому были интересны эти правила и установления, кроме самих судей? "Во многом знании много печали, и тот, кто умножает познание, умножает скорбь." А скорби и безысходности здесь и без того хватало, черпай, не перечерпаешь.
Насмотревшись на несчастья страждущих и страдания несчастных, я с облегчением окунулся взором в привычную обстановку заштатного бюрократического учреждения. Как в любом другом захудалом присутственном месте, стены моей родной конторы были до половины окрашены ядовито-зеленой краской. Выше был нанесен слой штукатурки,
— Давно ждешь? — мой начальник, заложив руку в карман брюк и постукивая желтой кожаной папкой по бедру, иронично и чуть насмешливо смотрел на меня сверху вниз.
— Не так, чтобы очень, — я быстро поднялся на ноги. — Всего ничего, часов шесть-восемь.
— Ладно, тебе полезно, — сказал начальник, барственным движением перекладывая папку под мышку. — Кроме того, ожидание является составной частью наказания. — Он назидательно вздернул левую бровь.
— Хотелось бы пореже, — смиренно ответил я. — Особенно в свете точно подмеченного Екклезиастом, — я указал пальцем на последнюю прочитанную мною цитату.
— А-а-а, это, — шеф мельком взглянул на щит. — Это к нам не относится. А если и относится, то весьма и весьма опосредованно.
"И ублажил я мертвых, которые давно умерли, более живых, которые живут доселе; А блаженнее их обоих тот, кто ещё не существовал, кто не видел злых дел, какие делаются под солнцем". — в ответ с чувством процитировал я.
— Умник, — пробурчал шеф. — У меня таких умников… больше половины отдела. Только работать некому. Завтра же прикажу снести всю эту агитацию к чёр… во славу Господа Нашего. Иисуса Христа.
— Почему завтра, почему не сегодня, шеф?
Начальник свирепо уставился на меня. Костюм на его спине угрожающе взбугрился.
— Сгною мерзавца, — просвистал он клокочущим от ярости голосом.
Я смиренно склонил голову.
— То-то же, — успокаивая начальственный гнев, произнес шеф. — Щенок, мальчишка, с огнём играешь…
Он извлек связку ключей, зазвенел, выискиваю нужный. Распахнул дверь в кабинет.
— Входи. Для тебя появилась работа. Срочная и вне графика. Заказ поступил десять минут назад. Оттуда. — Начальник постучал каблуком по паркету. — Как ты понимаешь, во времени мы чрезвычайно ограничены.
— Несложно догадаться, шеф, — я уселся на расшатанный стул. — У них, — я выразительно повёл глазами, — ВНИЗУ всегда аврал и чрезвычайные обстоятельства.
— Поговори у меня, — шеф распустил узел галстука, расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке. — Вот досье. Клиент и его ближайшее окружение. Ознакомься, филосОф.
Он перебросил мне две, средней толщины, картонные папки. На обложке верхней каллиграфическим почерком было выведено: "Листратов Олег Владимирович. 12.04.1966 — 01.03.2007 года. Русский. Женат. Образование среднее. Военнообязанный." Ближайшее окружение состояло из единственного человека, Бурмистрова Владислава Никандровича, родившегося в 1964 году, украинца, женатого, военнообязанного, имеющего высшее образование, причём два раза. Закончил в 1990 году сельскохозяйственный институт по специальности агроном-механик и филиал Академии госслужбы при Президенте РФ в городе Сыктывкаре в 2001 году по специальности "Управление предприятиями государственной собственности и кадровый менеджмент". Управляющий, значит.