Час, когда придет Зуев
Шрифт:
С семинара Галя вернулась притихшая, но взведенная, как боевая пистолетная пружина, в первую же ночь тигрицей набросилась на супруга, чего уже давно не случалось, но Сергей определенно чувствовал, что никакие любовные игры ей не нужны. Однако он сделал вид, что ничего не заметил, а через несколько дней жизнь вошла в обычную колею.
Он верил своей Галке. И все, и хватит об этом.
А спустя два месяца, побывав в краевом УВД, Лобанов узнал от одного из тамошних сыщиков, что Галина за три дня своего пребывания на семинаре успела удивить видавших виды мужиков наивно-бесстыдным блиц-романом с проводившим занятия капитаном-теоретиком,
Тема эта всплыла во время вечерних посиделок за «пузырьком» в одном из кабинетов опустевшего управления. Немногословный оперативник рассказывал скупо, «без картинок», разговор ему было неприятен и завел он его лишь потому, что сыщики краевого угро из мужской солидарности решили просветить рогоносного мужа, чтоб не ходил посмешищем. Что-что, а смеяться над собой «уголовка» редко кому позволяла.
Выслушав новость, Сергей, криво усмехнулся, набулькал себе полный стакан, поднял его и подмигнул товарищу:
— За здоровье теоретиков…
Отутюженного, лощеного капитана Сергей прихватил в безлюдном по случаю учебного времени сортире милицейской школы. Высокий, подтянутый, по-строевому бравый преподаватель обалдел от напора одетого в штатское громилы и почти не сопротивлялся. Должно быть, он больше привык геройствовать на кафедрах и в чужих постелях. Сергей неохотно разжал пальцы на горле сомлевшего капитана, секунду помедлил, обуздывая вздрагивающий кулак, резко проведя захват, развернул противника спиной к себе, ударом колена швырнул его на пол кабинки, рванул заломленную руку вверх и окунул ненавистное румяное лицо в широкий унитаз, густо загаженный нечистоплотными слушателями.
— Привет от Галины Васильевны, доцент! — морщась, процедил Лобанов на прощанье.
Капитан, стоя на четвереньках, матерился и протирал рукой ослепшие глаза…
Вернувшись домой, Лобанов в один день подал рапорт об увольнении начальству и заявление о разводе в районный суд. Он не любил вспоминать, как в последующие месяц-два его таскали по инстанциям, убеждали отозвать рапорт и предлагали назначения в другие районы. Еще меньше Сергею нравилось воскрешать в памяти обстоятельства развода, Галкины покаяния, истерики и проклятья, испуганные глаза сынишки, уговоры приятелей. По странному совпадению увольнение и развод также состоялись в один день.
Лобанов уехал, когда Галина была на работе, прихватив только походный чемодан и по дороге заскочив в детсад попрощаться с сыном. От этого прощанья он потом не мог отойти целые сутки, в вагоне-ресторане незаметно высосал две бутылки водки, но не опьянел, а только налился чугунной обессиливающей тяжестью, и все повторял про себя, что так, только так, и пошли они все по широко известному адресу — правоохранители с партийным испугом в глазах и боевые подруги, бьющие под дых в самый неподходящий момент. Но ни водка, ни гневные мысли не могли избавить его от ощущения бегства, сродни давнему отъезду из глухого таежного поселка. И, как ни странно, перед мысленным взором Лобанова маячило сейчас не заплаканное лицо жены и не опрокинутая мордашка сына. Любочка, Любовь Пал-лна, пионервожатая в белой кофте и с красным галстуком на шее мелькала то у выхода в тамбур, то возле буфетной стойки, мимолетно отражалась в мутном оконном стекле. Сергей порывался вскочить и куда-то бежать, но лишь тряс головой, отгоняя наваждение.
…На следующее утро после того, как они с Волиным договорились о поездке в тайгу, Лобанов дозвонился до затерянной в лесном безлюдье станции. Там жил человек, обязанный своей свободой тому, что некогда оперуполномоченный Лобанов настырно, вопреки убежденности коллег и недовольству начальства, копал и копал запутанные обстоятельства убийства лесника, пока не доказал невиновность подозреваемого и не нашел настоящего преступника. С тем человеком Лобанов позже встречался всего раза три, но был уверен, что может на него положиться.
— Все сделаю, Сергей Николаич, приезжай, — дошел до Лобанова далекий сипловатый голос, и Сергей положил трубку с твердой уверенностью, что охота не только состоится, но и запомнится им с Волиным надолго. Грубые лесные мужики не забывали добра и при случае расплачивались, не мелочась. …Сергей лежал на вздрагивающей полке, то проваливаясь в дрему, то блуждая воспоминаниями в прошлом, то прислушиваясь к ходу поезда. Вагон будто обезлюдел.
До Лобанова не доносилось ни храпа, ни обычной сонной возни. Сердце его вдруг болезненно сжалось, в памяти всплыло явление обнаженной пассажирки, запросто разгуливающей по вагону. Конечно же, она всего лишь пригрезилась Сергею в тягостном дорожном полусне. Но это воспоминание как-то нехорошо тревожило его, и Лобанов решил, что по приезде непременно расспросит Волина, про какого такого рыбака толковал приятель во время их короткого разговора?
Часть вторая. ЗАЗЕРКАЛЬЕ
9
Волин безмятежно посапывал, прикрывшись ватником, когда Лобанов вдруг подхватился и начал трясти приятеля за плечо — приехали! Алексей сонно завозился, закряхтел, глянул на слепое табло часов.
— Твои тоже стоят? Тогда надо у проводника спросить.
— Не надо спрашивать, я сам знаю. Подъем!
— Ежась и покашливая со сна, друзья взялись за рюкзаки и, держа их перед собой, затопали к выходу. Поезд стоял здесь всего пару минут, так что приходилось поторапливаться, но Волин успел отметить, что в неосвещенных секциях сохраняются полная тишина и неподвижность. Волину показалось, что вагон совершенно пуст, и эта иллюзия неприятно кольнула в сердце.
Вывалившись в зябкий тамбур, Алексей с облегчением вздохнул. Ему хотелось побыстрее покинуть заполненный немым, давящим покоем вагон и выбраться на звонкий ночной морозец. Сергей принялся царапать ногтем заросшее инеем тамбурное окно, за которым ничего нельзя было разглядеть, кроме света фонаря, пушистым серебряным шаром повисшего за заиндевелым стеклом.
Проводник все не появлялся, так что высаживаться пришлось самостоятельно.
Ругнувшись, Лобанов с треском распахнул пристывшую вагонную дверь и первым спрыгнул на перрон. Волин подал ему сверху пожитки. Снегопад прекратился.
Неподвижный студеный воздух глухой ночи едва заметным льдистым маревом струился над заснеженной платформой, густо желтел под опрокинутыми чашками фонарей, сгущался до непроницаемой черноты над крышами приземистых станционных построек.
Лобанов окинул взглядом перрон, недоуменно повертел головой, вглядываясь в близко подступившую темень, и сообщил:
— Оркестра что-то не видать.
— Девиц с цветами тоже, — поддакнул Волин.
Их, действительно, никто не встречал, и это очень удивило Сергея. Потоптавшись на месте, он сердито сплюнул и вскинул на плечи рюкзак.