Час кроткой воды
Шрифт:
Должен был предположить.
– Да нет, ерунда выходит. Сами посудите. Дани в наших местах человек новый, чиновник без году неделя. Ни преданных роду слуг, ни подчиненных, готовых ради него в огонь и в воду у него здесь нет.
Най приопустил ресницы. Слуги… в доме Дани и вообще лишних слуг не водилось. Конечно же, уезжая к месту службы, Ночной Ветер оставил всех с отцом: сам он парень еще молодой, неприхотливый – как уж нибудь да обойдется…
– Так что по своему почину убивать ради него никто не побежит. Сано… ну, своего Старшего Помощника я не первый день знаю…
Как и Най знает Дани.
– В
Что верно, то верно.
– А мастер Фай и тому уже счастлив, что работать может, покуда следствие идет. Что семья голодать не останется. У него и денег нет, и мотива, и у домашних его тоже. А главное, этим троим не только на отца, но и на меня покушаться никакого смысла нет. И сами они это знают, и домочадцы, и близкие. А кто сдуру сразу не понял, тому в первые же дни после ареста до ума довели. Ну, положим, убьют меня – и что дальше? Новый Наместник прибудет. А ну, как не захочет он миндальничать? Тогда им уж не домашний арест, тогда что похуже светит. Им не убивать меня или отца, им с рода Тайэ пылинки сдувать и за здравие молиться!
Господин Наместник действительно был умен. Сложись его жизнь иначе, из него мог бы выйти преотличный сыщик. Не хуже Шана.
– А больше никого нет, кто мог бы таить вражду или хотя бы недовольство. И среди них нет того, кто действительно мог бы покушаться на отца или меня. Сами видите, чушь получается.
– Вижу, – медленно произнес Най. – Рад, что и вы это понимаете. Значит, вы понимаете и то, о чем разговор должен пойти на самом деле.
Список возможных недовольных – так, для разогрева. В случае убийства или покушения на убийство первым счетом всегда следует проверять домочадцев. Родных, близких, челядь… и страшно даже подумать вчуже, как часто поиски в ближайшем кругу потерпевшего увенчиваются успехом.
Наместник не мог этого не знать.
И это знание заледенило его лицо, наполнило его взгляд тяжкой угрозой.
– И вы посмеете? – надменно и холодно молвил он.
Раньше, во время службы в Верхнем сыске до его слияния с Нижним, Най мог спокойно настаивать на ответах – и получал их. Он был равным среди равных – тогда. Сыном вельможи, следователем по делам высокорожденных. А здесь и сейчас он был всего лишь провинциальным сыщиком, мелкой сошкой. Большой ведьможа такого придавит, как докучное насекомое, и не заметит.
– Посмею, – бестрепетно ответил Най. – Это мой долг.
Наместник помедлил немного и вдруг усмехнулся кончиками губ. Гнетущая тяжесть исчезла из его взгляда.
И Най запоздало понял: он только что прошел проверку.
Отступи он сейчас, и Наместник бы его попросту вышвырнул. И говорить бы с ним не стал нипочем. С Шаном – да. Может быть, даже с Тье. Но не с ним.
– Хорошо, – сказал Наместник. – Тогда приступим.
Если Най только собирался приступить, то Шан уже маялся – и всерьез.
Совершенно
Опрос сопричастных – будь то подозреваемые, свидетели или просто родня и знакомые.
Одни говорят правду. Другие только думают, что говорят правду. Третьи врут. Четвертые, опять-таки, только думают, что врут. Ремесло сыщика – слушать внимательно, вызывать на откровенность, каждую мелочь запоминать, вдумываться, сопоставлять… человеку стороннему и невдомек, сколько сведений можно вытянуть из безобидной вроде бы болтовни. Но только человек сторонний и мог бы назвать ее безобидной.
Нет, в самом деле. Кто-то машет языком, как лиса хвостом – а кто-то и слова в простоте не проронит, все в себе держит, словно бурдюк завязанный. Но если правильно потянуть за веревочку, узел распустится, и наружу хлынет такое… только успевай уши подставлять под этот поток помоев – и даже поморщиться не моги! Болото кругом, да еще и гнилое, и пахнет оно соответственно, а ты, сыщик, не отворачивайся. Ты в этом болоте палкой шуруй, да хорошенько. И жди, покуда всплывет из него… ну, вот что может из болота всплыть, то и всплывает. Редкий случай, чтобы на болотной мути лотос распустился – такая радость долго потом помнится. Обычно все больше пакость всякая попадается.
Наверное, к этому можно привыкнуть. Даже наверняка. Шан своими ушами как-то слышал разговор двух судебных врачей: «Только посмотри, какое тут прелестное прободение кишок! Ручаюсь, ты в жизни ничего подобного не видел!» Так-то оно так – но Шан, хоть и не стал вместе с врачами смотреть на вышеупомянутую прелесть, был железно уверен, что прободение совести выглядит куда хуже. А оно как раз по его части.
А чтобы найти жабу в болоте, мало его переворошить. Еще и искупаться придется. Со всякой гадюкой на ее языке пошипеть, с каждой лягушкой поквакать. В доверие войти. Чтобы и лягушка, и гадюка сами пожелали поведать тебе свои секреты.
Входить в доверие Шан умел. Ну и что же, что ему это не слишком-то и нравилось? Не любить не значит не уметь. У всякого сыщика, если он стоит того хлеба, который ест, уловок больше, чем репьев на пустыре – не один, так другой непременно зацепится. Потихонечку, незаметно…
Вот только сейчас все уловки, ухватки и хитрые приемчики были Шаном позабыты так крепко, словно он их и не знал никогда.
И не в том даже дело, что лезть к Даме Тайэ с этими хитростями – все равно что насильно макать лотос в ту самую болотную жижу, на которой он возрос. Лотос не замараешь. Не пристанет к нему грязь. Нет, дело в другом.
В том, что нельзя такую натуру вскрывать отмычкой, тайно, по-воровски. Нельзя добывать из нее сведения обманом. Ничего не получится. Кого другого хитрость отомкнет – но здесь и сейчас она оборвет ту тонкую нить понимания, что протянулась между сыщиком и знатной госпожой. Только попробуй подойти окольными путями – в петлю совьются, век не выберешься, а до цели не дойдешь.
Даму Тайэ можно только спрашивать напрямик.
А прямые вопросы звучали ох как неприятно…
– Да как у тебя язык-то повернулся, ищейка нюхливая! – негодовала старуха Син. – Ты на что же тут намекаешь? Это кем надо быть, чтобы такое удумать! Чтобы господин Наместник…