Час пробил
Шрифт:
Итак, Джерри. Он вполне сойдет за какого-нибудь университетского профессора, которому понадобились документы кампании на Тихом океане. Университетскому профессору может понадобиться^ все что угодно: сведения о причастности Луны к биоритмам человека; данные о том, что Улан-Батор передвигается на юг на два-три дюйма ежегодно; координаты гибели «Титаника» 15 апреля 1912 года в четырнадцать часов двадцать минут — и все это никого не удивит. Джерри затребует документы, имеющие отношение к авиачастям на Окинаве в конце войны. Не так уж сложно. Посидит над списками личного состава. Узнает, где и когда служил офицер по фамилии Уиллер, тем более что он не строевой
Миссис Уайтлоу покинула машину, обошла ее, проверяя, хорошо ли заперты дверцы, и направилась к дому.
Дочка бросилась ей навстречу, прижалась горячими губами к щеке. Несколько слов няне, и девушка удалилась.
Элеонора приготовила ужин. Делала она все быстро. Развернула прозрачный целлофан, вынула из плоского полистиролового контейнера две отбивные котлеты, и через несколько минут они, пышные и вкусно пахнущие, лежали на расписанных пастельными тонами тарелках: купцы в старинной гавани сходят с трапов старинных кораблей. Ей, конечно, пришлось внимательно следить за тем, как Нэнси управляется с ножом и вилкой, отвечать на какие-то ее вопросы, но из головы не выходил Барнс.
Барнс. За что его?.. Почему он сменил фамилию? А может быть, Харт и Розенталь — тоже? Она сделала такую крупную ставку на судьбу этих троих в деле Лоу, что даже выпустила из виду обстоятельства покушения на него. Прямо скажем, необычные обстоятельства. Следов так и не было, если не считать куски штукатурки, отбитые от потолка в том месте, где смертельно напуганный хозяин стрелял по чудовищному пауку и убийце в маске. Когда Элеонора заезжала к Дэвиду в последний раз, они и обговорили некий вариант, на который миссис Уайтлоу возлагала большие надежды.
— Мам, — Нэнси забралась ей на колени, — мам, ты меня любишь?
— Очень. — Элеонора прикусила мочку маленького розового уха. — Очень. Ты — все дйя меня. Ты — кусочек меня. Ты — это я.
— А дядя, который стал звонить каждый вечер, он не кусочек тебя?
Элеонора включила телевизор. Как ни игнорировала она дьявольски шумный ящик, надо признать — бывали ситуации, когда он ее здорово выручал. И сейчас на экране кто-то кого-то хватал, куда-то тащил, вопил, стрелял, все это сопровождалось душераздирающей какофонией и моментально отвлекло внимание девочки. Потом закрутили мультфильм из серии «Зайчик Багс», о пришельцах с Марса, и, даже не будь у пришельцев их мощных щупалец, из которых нельзя было вырваться, никто не смог бы оторвать Нэнси от экрана.
Элеонора взяла телефон, в нескольких местах подхватила длинный эластичный шнур и ушла к себе в комнату, тщательно прикрыв дверь.
— Джерри, добрый вечер, это я. Нам надо встретиться. Обязательно. Лучше завтра с утра. Ты сможешь исчезнуть с работы дня на два?.. Зачем? Я хочу предложить тебе кратковременный совместный отдых… Нет, нет, это не шаг к реставрации, не бойся. Просто почему бы нам не отдохнуть вдвоем? — Про отдых Элеонора говорила потому, что телефон могли прослушивать. — Ну
Джерри был, как всегда, пунктуален и уже сидел в баре.
Странно, размышляла Элеонора, глядя от дверей на его спину, в какие-то моменты он становился ей совершенно безразличен, в другие — она с трудом подавляла гнев и клокочущую ревность, представляя похождения Джерри, а нередко испытывала к нему удивительную нежность — нечто среднее между материнским обожанием и любовным романом первоклассников. С утра ее посетила именно нежность, поэтому она оделась согласно предписаниям последней моды: широкие плечи, пояс на талии, узкая прямая юбка. Подходящей случаю показалась элегантная конусообразная шляпка из гофрированного атласа. Она шла к ее волосам и светлым глазам.
Бар скрывался в зелени парка, примыкающего к терри
тории ипподрома. Когда Джерри ухаживал за ней, опи частенько сиживали на шумных трибунах, поедая кукурузные хлопья и дуя в пищалки, издающие пронзительные звуки. Потом они шли в глубь парка, находили самый необжитой уголок и часами целовались на скамейке, целовались до одури, невзирая ни на позднее время, ни на погоду.
Она положила руку ему на плечо, Джерри вздрогнул, соскочил с высокого табурета. Элеонора подставила губы, он коснулся их, и ее обдало волной терпкого горьковатого одеколона, запахом дорогого трубочного табака и конечно же воспоминаниями.
— Пить будешь? — Джерри кивнул в сторону стойки.
— Не-а. У меня сегодня тяжелый день.
— У тебя всегда тяжелые дни, когда я предлагаю вы пить.
— Что поделаешь? У одинокой женщины не может не быть тяжелых дней, причем постоянно. Кручусь. Выгляжу хорошо?
Джерри посмотрел сияющими от восторга глазами и выпалил:
— Как никогда!
— Знаешь почему? Потому что мне тяжело.
Элеонора круче сдвинула набок шляпку и, наклонившись к Джерри, прошептала:
— Пойдем на нашу скамеечку.
— На ту? — удивился Джерри. В этом парке у них были просто скамеечки и та скамеечка.
— На ту! На ту! — Элеонора потянула его за собой.
Они шли по тропинкам, обсаженным лиловыми гладиолусами. Густые кроны деревьев не пропускали лучей солнца, и внизу было сумеречно, влажная земля чернела и дышала испарениями. В центре большой круглой площадки из пасти фантастического существа била струя воды. Они остановились у фонтана. Искрящаяся водяная пыль висела в воздухе. В выложенном мраморными плитами бассейне под тугими струями плескались дети.
— Какие толстенные деревья. — Джерми смотрел на уходящую вдаль аллею платанов. — Старый парк. За годы, что мы расстались, я поездил. Появились необыкновенные парки. Сказочные.
«Надо бы сказать: «За годы, прошедшие с тех пор, как я ушел», — было бы вернее. Не такая уж большая разница: мы расстались или я ушел, — и все же это не одно и то же. Совсем не одно и то же», — думала Элеонора. Поскольку они
пе расставались, а он просто ушел, у нее как-никак мемьше оснований для различного рода угрызений.