Час Самайна

Пономаренко Сергей Анатольевич

— Ведь о том, что должно произойти, я говорила в письмах… Неужели не страшно было жить с таким знанием все эти годы?

— Какие письма? Я не понимаю… — удивился Бокий.

— Женечка, идите, водитель отвезет вас в Москву. Я сам все объясню Глебу Ивановичу, — сказал Барченко, и Женя вышла из комнаты мимо собаки, которая безразлично посмотрела на нее.

— 42 —

Приехав домой, Женя ничего не ответила на вопросы Николая, обеспокоенного ее поздним возвращением. Заснула быстро и проснулась, когда за окном было еще темно. Лежала без сна, вспоминая «оргию» у Бокия на даче, и думала, что снова ее жизнь делает крутой поворот и неизвестно, что в конце. Подошла к спящей Анюте. Как перенести разлуку с ней, которая, возможно, растянется на годы? Сейчас ей двенадцать. Значит, к тому времени, как они встретятся, она может быть уже совсем взрослой.

Пойти к Бокию и отказаться? Он человек слова и не задумываясь выполнит свою угрозу. Рассказать все Николаю? Вряд ли он сможет помочь. У Бокия везде свои люди, да дело не только в нем… Сообщая о разговоре с Бокием, она снова предает Барченко. Верный расчет оказался у Глеба Ивановича!

Дальше все развивалось по плану, предложенному Бокием. Днем приехал его помощник и сразу прошел в кабинет Барченко. Послышался шум, крики, затем оба вышли, красные и злые. Александр Васильевич, пряча глаза, на ходу сообщил, что едет к Бокию. Помощник прошел к столу Жени и объявил, что она больше не работает в лаборатории, таково распоряжение Глеба Ивановича. Женя повозмущалась для виду, затем заплакала по-настоящему — жаль было покидать лабораторию, в которой провела столько лет, — и начала собирать вещи.

Любочка, когда они остались одни, подбежала и горячо пожала ей руку.

— Ты поступила как настоящая советская женщина! — сказала она, — Я в тебе ни капельки не сомневалась! Ты не волнуйся, найдем и на Бокия управу. Слава Богу, у нас есть партия и комсомол, которые в обиду не дадут!

Женя тут улыбнулась сквозь слезы.

— Ты чего? — удивилась Любочка.

— Смешно. Ты сказала: «Слава Богу, у нас есть партия и комсомол!»

— Пережитки прошлого засоряют речь. Я атеистка, а Бога и даже черта иногда непроизвольно поминаю. Может, все же расскажешь, что там у Бокия на даче творится?

— Все так, как ты говорила. Благодаря тебе я смогла сразу сориентироваться в обстановке и сбежать… Ты слишком обо мне не хлопочи, а то себе хуже сделаешь. Я не пропаду… Сейчас появится время, на могилку к матери в Ленинград съезжу на пару дней, а там что-нибудь найду.

Вечером объявила о случившемся Николаю. Он возмутился и тоже пообещал найти управу на Бокия. Женя объявила о своем решении съездить на несколько дней в Ленинград, на могилу матери, и Анюта поддержала эту идею, решив поехать вместе с ней. Но магическое слово «школа» расставило все по местам. Анюта поначалу огорчилась, но потом с нетерпением начала ожидать летних каникул, чтобы всем вместе поехать на Черное море, в Крым, о котором Женя столько рассказывала.

Когда на следующий день Женя ехала на «паккарде» с доверенным человеком Бокия Никодимом и с его псом Смелым, примостившимся сзади на сиденье, то уже знала, в какое надежное место спрячет запаянные цинковые коробки с документами.

Вернулась только через восемь дней, страшно уставшая. Прощаясь с Никодимом, она сказала:

— Никодим, вы хороший человек, но не по своей воле стали обладателем тайны, которую знаю только я. Глеб Иванович фанатик идеи, ради которой никого не пожалеет… Вы меня понимаете? Уезжайте, скройтесь, выждите время…

— Спасибо, Женя. Но я рядом с Глебом Ивановичем долгие годы и его не покину. Прощайте. Смелый, дай Жене лапу на прощание. Молодец!

Прошел месяц, наступил май. Женя устроилась работать в библиотеку. Николай пообещал, что найдет ей более достойное место, и усиленно занимался поисками. Тревожное чувство не покидало Женю, хотя в глубине души теплилась надежда, что, может, все обойдется.

Во второй половине мая как-то вечером Николай вернулся торжествующий.

— Сегодня взяли твоего! — сообщил он, подсаживаясь к дымящимся щам.

У Жени екнуло сердце.

— Кого арестовали?

— Бокия, будь он неладен. Допрыгался! Возомнил себя бог знает кем… «Хозяин» приказал взять у него компромат, который Бокий, как оказалось, многие годы собирал на членов ЦК и даже Политбюро. Тот отказался. Ягода пригрозил, что это приказ самого Сталина, а Бокий нахально ответил: «Что мне Сталин? Меня на это место Ленин поставил!» Ягода сразу Сталину и доложил, а тот приказал: арестовать! Взяли голубчика! Теперь ты сможешь вернуться на прежнее место, к Барченко.

— Неужели ты не понимаешь, Николай, что лаборатория работала, пока был Бокий? Не стало его — не будет и лаборатории!

— Женя, я тебя не понимаю! Бокий выгнал тебя из лаборатории, и я знаю, за что. Мне рассказали. Просто не хотелось лишний раз напоминать тебе об этом.

— И все равно напомнил!

— Ты радоваться должна, что этот негодяй сидит там, где ему положено, — в тюрьме!

— Ладно, ешь.

Женя ушла в другую комнату и присела на кровать.

«Неужели пришла пора уезжать в никуда и неизвестно на сколько? — подумала она. — А может, прав Николай, все обойдется?»

И решила повременить с отъездом.

На следующий день Николай пришел обеспокоенный. Спросил, не ходила ли она восстанавливаться в лабораторию к Барченко. Услышав отрицательный ответ, облегченно вздохнул и шепотом рассказал, что Бокий недолго сопротивлялся и дал показания следователю. Он вместе с Барченко стоял во главе «розовой» организации.

— Розенкрейцерской, — поправила его Женя.

Николай испуганно посмотрел на нее.

— Откуда ты это знаешь? Может, ты сама… — и замолчал.

— Нет. Просто в голову пришло. Была такая тайная организация «розы и креста», вот она у меня и ассоциировалось с твоей «розовой» организацией.

— Может, и так, но на самом деле у них она называлась «Единое Трудовое Братство». Бокий понемногу сдает список членов организации. Барченко должны уже взять. Когда я уходил домой, за ним поехал «воронок». Хорошо, что после скандала с Бокием тебя выгнали из лаборатории. Может, подозревать не станут.