Час Самайна
Шрифт:
— Александр Васильевич, но вы ничего не говорите о моральных качествах самого посвященного, о его целях. Что
было бы, если бы Блюмкин нашел страну махатм — Шамбалу?
— Он не мог ее найти: он не был посвященным!
С середины тридцатых годов страну Советов начали сотрясать громкие политические процессы, после которых уходили с «большой сцены», а затем и из жизни бывшие соратники, твердые ленинцы, революционеры старого поколения. Неуверенно почувствовал себя и Бокий. Стали сворачиваться программы его отдела, сокращаться численность. Естественно, это коснулось и лаборатории Барченко. Денег на
Жене в первый раз довелось видеть могущественного Бокия вблизи, так как в предыдущие разы при его редких посещениях она была в отъезде. Бокий не произвел на нее особого впечатления. Небольшого роста, щуплый, с продолговатым неприметным лицом. Он ходил по отделам лаборатории, задавал очень грамотные вопросы, внимательно слушал ответы и постоянно делал замечания.
— Это и есть столь многократно хваленная Барченко товарищ Яблочкина? — переспросил он Гоппиуса, рассматривая Женю в упор, что ей крайне не понравилось.
«Стоять с человеком лицом к лицу и при этом обращаться к третьему? Это предел бескультурья и хамства! А я слышала противоположное мнение о нем: суров, но вежлив и корректен», — подумала Женя.
— Я и есть хваленая Евгения Тимофеевна Яблочкина! — произнесла она с вызовом, внутренне собравшись и готовясь ответить дерзостью на следующий вопрос.
— Рад познакомиться, — улыбнулся Бокий. — Давно хотел с вами побеседовать. Назрело много вопросов, но все было недосуг. Алексей! — обратился он к высокому молодому мужчине, выполняющему обязанности секретаря. — Запиши товарища Яблочкину на ближайшее время для обстоятельной беседы.
Алексей что-то черкнул в блокноте и, проходя мимо Жени, тихо сказал:
— Ожидайте. Скоро перезвоню.
Жене все меньше нравились эти бюрократические замашки.
«Почему я должна ожидать этого звонка? Бокий мне не нужен, все вопросы решает Барченко… Если ему будет угодно, то вызовет, когда найдет нужным, а вдруг забудет, то и Бог с ним», — подумала она.
Секретарь Алексей не перезвонил, а приехал сам на следующий день.
— Глеб Иванович вызывает вас на эту субботу, к семи часам вечера, — сказал он, лучезарно улыбаясь…
— А нельзя ли пораньше? Я обещала дочке пойти в цирк.
— Нельзя, — строго сказал секретарь. — Приглашение равносильно приказу, и время Глеба Ивановича строго регламентировано. За вами приедет автомобиль ровно в восемнадцать часов.
— Хорошо, раз это приказ, — вздохнула Женя.
Алексей, кивнув, вышел из комнаты.
— Ну, Женька, ты и влипла! — трагически сказала Люба, жизнерадостная краснощекая комсомолочка, совсем недавно пришедшая в лабораторию с биологического факультета. Она очень быстро перезнакомилась со всеми и уже знала массу местных сплетен.
— Что ты имеешь в виду? — насторожившись, спросила Женя.
— Смотри, тебя вызывают вечером в субботу, практически в выходной день.
— Не у всех выходной… — возразила Женя.
— К Бокию! — закатила глаза Любочка. — Ты ничего не слышала о коммуне, которую он организовал у себя на даче?
— Какие-то сплетни ходили, но я в них не вникала, — призналась Женя.
— У него в выходные дни на даче собираются члены коммуны, у которых все общее, даже жены. Там такое происходит… — Она снова закатила глаза. — Настоящие оргии!
— Даже если и так, не думаю, чтобы Бокий для этого пригласил меня к себе. Возраст у меня уже не тот, да и о даче разговора не было, — возразила Женя, а у самой появилось нехорошее предчувствие. — А если что, я оттуда уйду и никто не сможет меня задержать.
— Рискуешь, Женька! Глеб Иванович — страшный человек и этого тебе не простит…
— Что ты предлагаешь?
— Не знаю, как бы я поступила на твоем месте.
— Люба, а откуда ты знаешь о коммуне? Может, это только сплетни
— Как бы не так! Источник надежный, так что будь готова…
— Да ну тебя!
— Не веришь? У меня есть знакомый киноартист. Высоченного роста, очень смешной, с громким голосом, фамилия Филиппов. Так он один раз там был. Насмотрелся такого… Напился до бесчувствия, пришел в себя в гробу. Приподнимается, а это похоронная процессия… Настоящая! И рядом с попом идет Глеб Иванович. Он и прикрикнул на Филиппова: «Покойник, лежите спокойно, не высовывайтесь из гроба — дамы пугаются!» Делать нечего, устроился Филиппов в гробу, отдыхает. Гроб поставили, он выглядывает, а рядом могила вырыта! Страшно ему стало, а поп как огреет его по лбу крестом, что из глаз искры посыпались. Начал поп молитву читать и кадилом размахивать. Вроде бормочет как надо, а слова чудные, даже срамные. Тут начали прощаться, некоторые даже захотели напоследок с покойником выпить. Филиппов им в этом не отказал, и ему весело стало. Прощание закончилось, гроб крышкой закрыли. Филиппов думает, что пошутили и хватит, но крышку гвоздями прибили и гроб в могилу опустили. Как комья земли по крышке застучали, поднатужился Филиппов, крышку сорвал, из могилы выскочил и ходу. Да не тут-то было — стали пить за его воскресение. Филиппов пьет и не пьянеет — так на него история с гробом подействовала! А его успокаивают: «Да не волнуйся ты так. Тут каждую неделю кого-нибудь хоронят. Лучше глянь на барышень — какая приглянется, бери любую. У нас — коммуна!»
В субботу вечером ровно в шесть часов, когда Женя пила чай с необычно рано вернувшимся Николаем и Анютой, в дверь постучали. На пороге стоял одетый во все кожаное водитель.
— Здравствуйте, Евгения Тимофеевна! Поторопитесь, Глеб Иванович не любит, когда на встречу с ним опаздывают.
При этих словах Николай даже поперхнулся.
— Какой Глеб Иванович? — спросил он, откашлявшись.
— Глеб Иванович Бокий, наш руководитель, — сказала Женя, торопливо собираясь. Она не поверила словам Любочки: скорее всего, Бокий и в самом деле хочет поговорить с ней о работе лаборатории, о планах и перспективах.
В автомобиле она бездумно смотрела в окно, обдумывая свою речь о проблемах, с которыми лаборатория столкнулась из-за недостаточного финансирования.
Когда за окном городские постройки сменились лесом, зловеще теснившимся с обеих сторон дороги, Жене стало страшно.
— Куда вы меня везете? — спросила она, чувствуя, как от волнения пересохло в горле.
— На дачу к Глебу Ивановичу. Он уже должен быть там.
Они подъехали к металлическим воротам в высоком глухом бревенчатом заборе. Вышел охранник в зеленой гимнастерке с малиновыми петлицами и синем галифе, при пистолете в желтой кожаной кобуре. Он внимательно их осмотрел, подал знак, и ворота открылись. Автомобиль въехал во двор и остановился.