Час совы
Шрифт:
– Прекратить панику! – рявкнул Николай. – Песней своей горю не поможешь.
– Горю? Коль, ты сказал «горю»? Ты думаешь, что ее уже нет, нашей Люсии?
– Да прекрати к словам цепляться, – устало вздохнул Николай. – Пошли наверх. Надо позвонить в полицию и сообщить.
– А что сообщать? Мы даже не знаем, что это было за похищение, кто похититель и куда их увезли из этого дома?
– Мы знаем, где их держали и на какой машине могли перевозить. Может, ее заметили в каком – нибудь направлении.
Лиза прекратила раскачиваться и полезла наверх по скрипящей лестнице.
* * *
А Люська ходила по больнице из угла в угол, не находя себе места. Игоря повезли на операцию. Свекровь получила переохлаждение и мелкие травмы. Ее поместили в специальную палату, сделав успокоительный укол. До утра она будет спать спокойным сном младенца.
У Людмилы, кроме разбитых колен, травм не оказалось, но ее все – равно оставили в больнице до утра. Понаблюдать. Правда, укол успокоительный не сделали, вот она и металась как тигрица, не в силах взять себя в руки. Хотелось или петь громко, или поговорить. Но петь было нельзя, все – таки лечебное заведение, а поговорить было решительно не с кем. Да и телефона под рукой все – равно не было. А наизусть она знала только два номера: Ефима и Лизы. Но с первым говорить не хотелось, а вот подруге она просто обязана позвонить. И чем скорее, тем лучше, а то она начнет поиски и может оказаться в лапах у Хмурого или его шефа. Ведь тело Хмурого так и не нашли, хоть добровольцы и обошли с фонариками всю округу. Значит, он выпрыгнул из машины и сейчас возвращается в свое логово. Куда может приехать Лизонька.
Из операционной вывезли каталку с Игорем. Люська побежала навстречу. Бледное лицо, на котором выделяются длинные ресницы, темные волосы на белой простыне, слегка приоткрытый красивый рот.
– Девушка, как он? – обратилась Людмила к медсестре в зеленом костюме.
– Нормально, поспит до утра. Руку пришили, она у него не понятно на чем держалась: кость сломана, мышцы порваны. Вовремя обратились. Еще бы немного и надо было ампутировать.
– Он – удачник! – улыбнулась сквозь слезы Люська.
– Ребра загипсовали. Внутренние органы даже не задеты и это при таком переломе! Будто его били сильно! А вы ему жена? Вы же вместе в аварию попали.
– Нет, я ему соседка, – вздохнула Людмила.
– Да?! – оживилась медсестра. – А у него жена есть?
– Конечно, жена и четверо детей, – соврала Люська. – Разве может такой мужчина и без жены. Просто его семья сейчас в другом городе, ребенка лечат, у него астма.
– Да, больных детей такие мужики не бросают. Только хлюпики бегут от проблем. А этот на хлюпика не похож. Орел!
– Спасибо вам, – спохватилась Людмила. – А где мне позвонить можно? А то я телефон свой потеряла. Наверное, на месте аварии остался, – придумала Люська, чтобы вызвать к себе немного жалости.
– А иди на пост, скажешь дежурной медсестре, что Ирина разрешила, это я. А ее Галей зовут.
– Ой, спасибо, Ирочка.
– Муж, наверное, волнуется?
– Муж ушел к другой на днях, и волноваться за меня ему теперь по статусу не положено. Подруге звонить надо срочно!
– Сколько же на тебя обрушилось, милая?
От этих простых слов Люське вдруг захотелось плакать, – так стало себя жалко, – но она вовремя вспомнила о важном звонке и похромала на пост к дежурной, заглянув по пути в палату к свекрови. Не открывая дверь, Люська услышала знакомый звук урчащего трактора и успокоилась. С Людмилой Даниловной все будет в порядке. Уже в порядке.
Ее могучий храп раздавался на весь пятый этаж. Свет в коридоре был приглушен, в палатах темно, – больные и выздоравливающие, забывшись от своих болей и тревог, спали на узких неудобных койках, только у столика дежурной медсестры ярко светила настольная лампа.
Несимпатичная девушка в очках и с наивной детской косичкой, закусив верхнюю губу, что делало ее и вовсе страшненькой, с увлечением читала потрепанную книгу.
«Унесенные ветром» – успела прочесть Люська название на обложке.
– Галя, – робко позвала она дежурную.
– А? – вздрогнула медсестра и повернула к Людмиле свое круглое лицо. – Вам что, больная? Снотворное только по назначению врача.
– Галя, простите меня, но мне очень нужно позвонить.
– Больная идите в свою палату. Время уже позднее, не думаю, что ваш звонок кого – то обрадует в три часа ночи.
– Мне Ира разрешила, – выдала Люська главный аргумент.
Аргумент сработал.
– Очень надо?
– Вопрос жизни и смерти, – приложила руку к груди Люська.
Девушка достала из ящика письменного стола тяжелый дисковый аппарат.
Людмила какое – то время смотрела на него с удивлением:
– А по нему можно позвонить на сотовый номер?
– А почему же нельзя? Вам же питерский номер нужен, не заграничный? Вы номер то помните? А то сейчас все на свои записные книжки в телефонах надеются, а как своей трубки под рукой нет, так сразу беспомощные становятся. А это неправильно, человек должен тренировать свою память, а заучивать телефонные номера – самая лучшая тренировка! – изрекла Галина, словно прочла лекцию о здоровом образе жизни.
Людмила молча, выслушала поучение и стала набирать знакомый номер Лизаветы. Лиза ответила сразу.
– Лизочка… – начала Люська, но продолжить ей не дали.
Лиза сразу запричитала, завалила вопросами, стала рассказывать про то, как они с Колей поехали ее выручать. Наконец, поняв, что не дает подруге вставить ни слова, замолчала. Молчала и Люська, справляясь с волнением.
– Вы говорить будете? – спросила Галина, как девушка на телефонной станции.
– Лизочка, мы все в больнице: я, моя свекровь и мой сосед. Нас перевозили из того дома в «Золотом ключике» и мы попали в аварию. Все живы, – поторопилась она добавить. – Я в больнице буду до завтра, у меня только колени разбиты.
– Мы сейчас к тебе приедем. В какой ты больнице?
– Посещение с десяти до восемнадцати, – прокомментировала Галина.
– Лизка, вас все – равно сейчас не пустят, – улыбнулась Люся, но адрес больницы назвала, и номер палаты сказала. – Привет Коле!
На глаза стали наворачиваться слезы.
– Чего вы плачете, больная? Коленки заживут, эка невидаль!
– Меня Людмилой зовут. Плачу оттого, что друзья хорошие, оттого, что любим, друг друга с детства, что все почти закончилось…