Час волка

МакКаммон Роберт Рик

– Это сказано вам только потому, - продолжал Блок, - что вы и ваш друг, этот бородатый джентльмен, которому я представлен не был и не имею желания быть представленным, останетесь здесь, на Скарпе, пока план не будет исполнен. Я думаю, что Скарпа будет для вас более трудным орешком, чем Фалькенхаузен. И, кстати, Чесна, обмен один на один - это по-честному, вы не согласны? Ваши друзья нашли Баумана, мои друзья нашли некоего джентльмена, который встречал ваш самолет около Юскедаля.
– Он усмехнулся короткой, леденящей улыбкой.
– Мне пришлось провести

на Скарпе целую неделю, приводя в порядок дела и ожидая вас. Барон, я ведь знал, куда вы направитесь, когда выберетесь из Фалькенхаузена. Вопрос был только в том, сколько вам понадобится времени, чтобы добраться сюда.
– Он поморщился при виде стычки между двумя заключенными, когда мяч выскочил с площадки.
– Наш радар следил за тем, как вы лавировали через минное поле. Вы проделали тонкую работу.

Китти!
– подумал Майкл. Что же с ней?

– Надеюсь, однако, что здешняя тюрьма покажется вам более просторной, чем апартаменты в Фалькенхаузене, - сказал полковник.
– И, к тому же, у вас будет замечательный свежий морской бриз.

– А где будете вы? Загорать на крыше под солнышком?

– Не совсем.
– Блеснуло серебро.
– Я, барон, буду готовить крах вторжения союзников в Европу.

Это было сказано с таким апломбом, что Майкл, хотя горло у него сжималось, не мог на это не ответить.

– В самом деле? И ради такого дельца вы даже будете согласны пожертвовать выходным днем?

– Я думаю, это займет гораздо меньше времени, чем один день. Вторжение будет сорвано примерно через шесть часов после того, как начнется. Британские и американские войска будут, топча и топя друг друга, пытаться добраться обратно до своих кораблей, а командование будет сходить от страха с ума. Это будет самым крупным военным провалом для врагов Рейха и триумфом Германии. И при этом, барон, нашими солдатами не будет потеряно ни единой пули из наших драгоценных боеприпасов.

Майкл хмыкнул.

– И все это благодаря Стальному Кулаку? И разъедающему газу Гильдебранда? Двадцать четыре стофунтовые бомбы не остановят тысячи солдат. Более того, ваши войска могут и сами попасть под газы, взорванные у них под носом. Поэтому скажите мне, из какой психушки вас недавно выпустили?

Блок уставился на него. На щеке у него дрогнула жилка.

– О, нет.
– Он зловеще хихикнул.
– О, нет, мой дорогой барон! Чесна! Никто из вас не знает, верно? Вы думаете, что бомбы будут сброшены на этой стороне пролива?
– Смех его нарастал.

Майкл и Чесна переглянулись. Ужас клубком змей зашевелился в животе Майкла.

– Видите ли, мы не знаем, где будет вторжение. Есть десятки возможностей.
– Он опять засмеялся и вытер глаза платком.
– О, Боже! Приятно было услышать такое наивное предположение! Но, видите ли, не имеет значения, где будет вторжение. Если оно случится в этом году, то оно начнется в ближайшие две-четыре недели. Когда оно начнется, - сказал Блок, - мы сбросим эти двадцать четыре бомбы на Лондон.

– Боже мой, - прошептал Майкл и ясно

представил себе это.

Никакой немецкий бомбардировщик не сможет пройти сквозь английскую противовоздушную оборону. Королевские военно-воздушные силы слишком сильны, приобрели слишком много опыта со времени начала битвы за Британию. Никакой немецкий бомбардировщик не сможет даже приблизиться к Лондону.

Но американская "летающая крепость" Б-17 может. Особенно такая, которая будет выглядеть покореженной, пробитой во многих местах и возвращающейся с боевого вылета в Германию. По сути, Королевские военно-воздушные силы могут даже дать сражавшемуся самолету эскорт. Как британские истребители могут узнать, что пулевые отверстия и повреждения в сражении намалеваны берлинским уличным художником?

– Эти двадцать четыре бомбы, - сказал Блок, - начинены сжиженным карнагеном, и внутри них есть немного мощной взрывчатки. Карнаген - это название газа, изобретенного Густавом, этот газ - его великий триумф. Он мог бы показать вам уравнение и химические реакции: я в них ничего не понимаю. Все, что знаю я, это - что если этот газ вдохнуть, от него изменяется химизм собственных бактерий тела: микробы, бактерии, которые вызывают разложение отмирающих тканей, становятся плотоядными. Через некоторое время, от семи до двенадцать минут, плоть начинает... скажем так... поедаться изнутри. Желудок, сердце, легкие, артерии... все.

Майкл молчал. Он видел снимки и потому верил этому.

Один из заключенных упал и не шевелился.

– Встать.
– Гильдебранд ткнул человека палкой в ребра.
– Давай! Вставай, я сказал!
– Заключенный остался недвижим. Гильдебранд посмотрел на Блока.
– Этот испортился. Приведите мне нового!

– Приведите, - сказал Блок ближайшему охраннику, и солдат поспешил из спортивного зала.

– Команде красных придется поиграть с четырьмя игроками! Гильдебранд дунул в свисток.
– Продолжать игру!

– Прекрасный образчик расы хозяев, - сказал, все еще ошеломленный, Майкл.
– Он слишком мелко мыслит, чтобы понимать, что он идиот.

– Боюсь, что в некотором роде он и в самом деле идиот, - согласился полковник.
– Но в области химического оружия он гений, обошедший своего отца. Возьмем, к примеру, карнаген: это просто фантастический канцероген. Того, что содержится в двадцати четырех бомбах, вполне достаточно, чтобы убить, по грубой оценке, около тридцати тысяч человек, в зависимости от дождя и направления ветра.

Чесна пришла в себя, справившись с тем же шоком, который испытывал и Майкл.

– Почему Лондон?
– спросила она.
– Почему бы вам просто не сбросить ваши бомбы на флот вторжения?

– Потому, дорогая Чесна, что бомбить корабли - занятие неблагодарное. Цели малы, ветры в проливе непредсказуемы, а натрий действует на карнаген не самым благоприятным образом. Тот самый, что в соли.
– Он потрепал ее по руке раньше, чем она успела ее отдернуть.
– Вы не беспокойтесь. Мы знаем, что делаем.