Часовые любви

Леонидова Людмила

— Это для мамы, для брата, для друзей.

— В товарном количестве?

— Почему в товарном?

— Давайте посчитаем.

— Все, что нельзя, вы можете забрать! — от радости, что она в Москве, щедро предложила Маша. — Я привезу еще.

— Ишь! — Таможенник покрутил в руках бутылку шнапса.

— Э-э, оставьте, она одна! — бросилась к выпивке Маша.

— У нас водка по карточкам, вот он и… — шепчет сзади стоящая за Машей женщина. —

Не злите его. Сейчас всем мало не покажется.

— Ладно, бери.

Бутылка исчезает в тот же миг. Катя, приехавшая встречать, узнав о шнапсе, воскликнула:

— Зачем тебе этот шнапс, я тебе все свои талоны на водку, если хочешь, отдам. — И, проведя пальцем по рукаву подруги, восхищенно спросила: — А кофта с плечиками у тебя чья?

— У меня все немецкое.

— Потрясающая! У нас от них все тащатся! Мне бы такая тоже пошла.

— Считай, что она твоя. Я себе другую там куплю.

— Машка, ты не дома будешь жить? — увидев, как водитель выгружает чемодан подруги перед отелем, удивилась Катя.

Подмигнув, Маша показала глазами на Генриха:

— Муж так решил, видишь, охрану мне выделил. Два номера в одном отеле рядом.

— А он не боится своего охранника? — Катя своими серьезными глазами пронизывает немца.

— Нет. Он верный друг.

— О-о, — непривычно весело смеется Катя.

Маша вместе с ней.

— Хочешь, я приглашу тебя в валютный бар? — облокотившись на регистрационную стойку в отеле и скосив на подругу глаза, шепчет Маша, так чтобы не расслышал Генрих.

— А он тебя отпустит?

— Нет, я пойду вместе с вами, хоть и не очень хочется, — тут же вмешивается по-немецки Генрих.

— Он что, понимает по-русски?

— Нет, просто он очень догадливый. Чувствует, что мы собрались улизнуть.

Разместив Машины вещи в просторном номере, заказанном Людвигом, девушки потихоньку захлопнули дверь и на цыпочках пробрались по коридору к выходу.

Ступеньки, ведущие в ночной бар, перемигивались красными огоньками.

Мягкая музыка, по-вечернему разодетая публика, бармен в жилете с яркой бабочкой, разноцветные этикетки вин, звон бокалов — ночная жизнь окутывает подруг, словно плащ сказочного звездочета.

— Маш, мне никогда не приходилось бывать в таких заведениях! Как за границей, да?

Не видевшиеся столько лет подруги уселись на высоких табуретах возле стойки.

— Что будем пить? — Подскочивший бармен приветливо улыбнулся молодым дамам.

— Машка, — Катя закрыла глаза, — мне это снится? Да?

— Вот это. —

Маша показывает на незнакомую Кате бутылку.

— За встречу.

Девушки чокаются. Приятное тепло разливается по телу.

— Теперь не снится? — подперев подбородок кулаком, спрашивает Маша.

— Смотри. — Катя глазами показывает на соседний табурет.

Примостившийся рядом Генрих, словно отбывая повинность, цедил минеральную воду.

— Как это мы тебя не заметили? — весело спрашивает Маша.

— Я шапку-невидимку надел.

— Приготовься продержать ее на голове всю ночь!

— Нет, нам скоро пора спать.

— А нам нет, — разозлилась Маша. — Знаешь, сколько я ждала этого? А ты ничего не понимаешь! Еще по одной, — спешно обратилась она к бармену. — И ему тоже, пока он опять не спрятался.

— Я не буду, — упрямо отказался Генрих.

— Мы вас угощаем, — решив помочь подруге, разошлась Катька и, желая разрядить обстановку, улыбнулась немцу лучшей из своих улыбок.

Катька никогда не считалась красавицей: нос, длиннее положенного, высоковатый лоб, только умные, лучистые глаза с сочувствием и пониманием глядящие на собеседника, подкупали. Еще Катька была грациозной и женственной, за что нравилась мужчинам. Не всем, только тем, кто понимает толк в женщинах. Но Генрих не поддался.

— Угостите лучше меня, девчонки, — раздался за их спиной знакомый голос. Маша вздрогнула.

— Владимир Берцев! — обернувшись, воскликнула Катя. — Ты здесь… в валютном баре?

— Да-а, он самый, — приняв Катю за одну из своих поклонниц и даже не взглянув в сторону Маши, представился он.

Переполненная самодовольством физиономия бывшего одноклассника светилась.

— Вов, ты что же, не узнаешь нас? — удивилась Катя.

— Нет. — Взглядом скользнув по Кате, Берцев стал приглядываться к фрау в меховой горжетке. Подарок Людвига на холодную Москву сбил его с толку. — Вы, мадам, оттуда, из-за кордона? — пьяно бормотнул он.

— Вов, это же Машка! Забыл? — пыталась достучаться до выпившего одноклассника Катька.

Глаза великого спортсмена просияли.

— Вот так встреча! Девчонки! За это надо… — Он кивнул бармену.

— Я ухожу, — строго вмешался в разговор Генрих.

Воспоминания о своей первой неразделенной любви заставили сердце Маши бешено заколотиться, она растерялась.

— Генрих, извини, я… А впрочем, — разрываемая чувствами, она поднялась с табурета, — я иду с тобой.