Часовые любви

Леонидова Людмила

— Маш, ты же с ним еще в школе…

— Да-да, мамочка, но это все в прошлом. Кстати, а ты откуда про это знаешь?

— Видела, детка. Ты ведь ни врать, ни скрывать не умела. А теперь?

— И теперь не умею.

— Он, наверное, узнал от Катерины, что ты прилетаешь, позвонил сегодня утром, мы с ним поболтали.

— Интересно! Не сказал, что мы с ним встретились вчера случайно?

— Нет, не говорил.

— Он вообще весь в себе.

—

Что ты, а мне показалось такой рубаха-парень!

— Нет, он другой.

— Какой?

— Еще не знаю. — Маша помолчала, думая о своем первом возлюбленном. — Был другим. И расстались мы с ним как-то не так.

— Не так?

— Да. Катька считает, что я не смогла тогда по достоинству его оценить… Может! Молодой была.

— Теперь состарилась?

— Возмужала. И тоже стала не лыком шита. Я, мамочка, теперь фрау фон Штайн-младшая — представляешь? У меня слуги.

— Прислуга?

— Ну да.

— Папа твой с ними воевал… — Мама покачала головой.

— Вот-вот. Сама от этого избавиться не могу. Хотя их род древний очень и никто не поддерживал Гитлера. Теперь, правда, все так говорят. Людвиг сразу после войны родился. Отец перед этим тяжело заболел и умер.

— А мать?

— Мать ведь на фронте не была.

— Твой отец, когда пленных при допросах переводил, рассказывал, что многие признавались, как богатые семьи материально Гитлера поддерживали.

— Их семья — нет.

— Слава Богу!

В дверь позвонили.

— Кто бы это мог быть? Может быть, это Володя?

— Вообще-то он обещал, но вчера такой был…

— Какой?

— Навеселе, не думаю, что запомнил.

— Машка, — радостно заорал Игорь из прихожей, — к тебе сам Берцев явился!

Появившаяся следом знаменитость собственной персоной с большой охапкой цветов, схватив Машу, закружила по комнате.

— Ап! — Он поставил Машу на стул.

Мама, подхватив букет, понеслась на кухню.

— Мам, принеси сюда, хочу их видеть! — развеселилась Маша.

— Несу-несу, — прокричала из кухни мама. — Вот только в вазу поставлю.

— Ты теперь совсем другая, — оглядывая дорого одетую подружку детства, восхищенно пробасил Владимир. — Чужая! Незнакомая! — Он принюхался к запаху духов. — А я… Вчера не успели поговорить.

— Про тебя все слышала, даже по телевидению пару раз видела. Ты интервью иностранцам давал, — смущаясь таким неожиданным вниманием, забормотала Маша.

— Ну и как я оттуда смотрюсь? — Вовка горделиво тряхнул длинными шелковистыми волосами.

— Как всегда, наповал. Я восхищалась тобой. Всем

рассказывала, что это мой школьный друг.

— Близкий — добавляла? — Владимир, подойдя к стулу, притянул Машу к себе.

— Володя, а можно у вас автограф? — Ворвавшийся в комнату Игорь, подал ручку спортсмену.

Тот привычно размашисто расписался.

— Уф, спасибо! А то никто не верит, что моя сестра училась вместе с вами.

— Теперь поверят?

— Да, — уносясь куда-то, прокричал Игорь.

— Так что ты там рассказывала? Значит, слышала, что я славен на весь мир, и не похвасталась, что я твой близкий друг? — продолжая начатый разговор, повторил свой вопрос Володя.

— Нет. Зачем врать? Ведь это не так! — Последний обидный разговор опять всплыл в Машиной памяти.

— Да ну? А я считаю по-другому.

— Может, выпьем? — увернувшись от поцелуя, предложила Маша. — Мы тут с мамой встречу отмечаем.

— Конечно-конечно. — Внося огромный букет роз в комнату, мама полезла в буфет и поставила перед гостем рюмку.

— Тебе, наверное, нельзя? — наливая ему полную, посочувствовала Маша.

— Уже можно.

— Почему?

— Все! С профессиональным спортом завязал. Ребят в спортивной школе буду тренировать. За тебя! — Владимир поднял рюмку.

— За нас, — прошептала Маша и громко воскликнула: — Ой, вы себе не представляете, как я счастлива, что дома! — Сделав большой глоток, Маша тут же забыла про обиду на Володю.

— Так плохо было? — закусывая, с подозрением поинтересовался Берцев.

— С чего ты взял?

— Нет, я просто спрашиваю.

— Мне, Вова, было и есть хорошо. Понял? — с вновь вернувшейся обидой в голосе проговорила Маша.

— Не обижайся, давай лучше повспоминаем про школу, про нас. А, Машуня? Я так часто вижу тебя во сне.

Владимир оказался хитрее, чем Маша могла предположить.

Вечер прошел под возгласы воспоминаний.

— Маш, ты помнишь, как на физре Лешка канат подрезал, толстый физрук полез и чуть шею себе не свернул.

— Да, парня хотели из школы исключить.

— Ага, потом выяснилось, что физрук тщедушного Лешку перед девчонками выставил, отжиматься заставил. Кстати, Машка первая вступаться за Лешку ходила. Доказывала, что его человеческое достоинство унизили.

— Справедливая была.

— А теперь?

— Что теперь?

— Справедливая?

— К кому?

— Ко мне, например?

— Ты о чем, Вовочка?

— Я о том вечере, когда ты мне позвонила, а я…