Часовые любви
Шрифт:
— Что?
— Не пьешь?
— Нет, я с этим строго! — нервно отозвалась Маша, стараясь скрыть свой недуг. — Как можно, у меня такая дочь!
— Какая? — заинтересовался Афанасьев.
— Очень хорошая. За границей учится.
— Что-то мне не верится, что у такой, как ты… Вон от тебя за версту разит!
Лицо Афанасьева, похожее на разросшуюся тыкву, сморщилось, выражая брезгливость.
— Я вам твердо обещаю, — затараторила Маша, словно пойманная с поличным.
— Себе обещай. Мне
— Я действительно, если деньги не заработаю, маму похороню. А папа уже давно умер. Я же еще тогда в анкете про папу писала. А маме очень деньги на лечение требуются.
— Вот те раз! Говорю же, не делай такую физиономию, твои несчастья никому не интересны.
— Так у вас что-нибудь для меня есть? — не желая попусту слушать нравоучения и без того неприятного ей человека, заторопилась она.
— Если честно… — Шеф выдержал паузу. Маша смотрела на него, не дыша. — Есть одна работенка.
— Какая?
— Ты же с языком просила? Или интересуешься чем-нибудь другим?
— Нет-нет.
— Во, я и говорю! Приехал один фирмач. Нужно с ним поработать, а потом еще провести вечер. Как следует, понимаешь? Рестораны, сауны и так далее.
— Да, понимаю, только я… — Маша хотела сказать, что пришла вовсе не за тем, что она не женщина по вызову и что она уже не та, которую некогда Афанасьев мог насильно принудить к сожительству. Сообразительный Степан Степанович уловил это сразу.
— Ну уж как пожелаете, фрау фон Штайн! Если хотите заработать деньги, и не малые…
— А сауна обязательно? Я жар не переношу, — опасаясь, что он откажется от ее услуг, тут же отступила Маша.
— Да ну? А бывало, так любила жарку поддать. А? Или ошибаюсь? Иначе, как бы своего Людвига склеила?
— Я его не клеила.
— Значит, Машка, так. Мужика надо охмурить, накормить, напоить, и… дальше, уж как у тебя получится.
— При чем тут язык?
— Ну и дура же ты недогадливая! Он же немец? Я бы с удовольствием без переводчика обошелся, только у меня английский. А разговор с ним предстоит серьезный, долгий. На родном языке человек контактнее и ближе становится. Он в партнеры мне по бизнесу набился. Вот теперь придется маяться!
— Вы бизнесом занялись?
— А что не похоже на меня? — Бывший шеф выпятил еще больше подросший с момента их расставания живот, постаравшись выгнуть грудь колесом.
— Не знаю, — с удивлением протянула бывшая подчиненная.
Маша помнила Афанасьева как рьяного госслужащего, всегда отстаивающего на словах интересы государства и общества, которое она так непатриотично и без его позволения на то когда-то покинула.
—
Дело выглядит таким образом. Один мой приятель продает бывшее госпредприятие по очень выгодной цене. Мы с немцем его приобретаем. Пока немец не имеет права считаться его владельцем, так как иностранцам у нас ни-ни. Знаешь? Поэтому законным приобретателем предприятия буду я. Деньги, естественно, его. Но скоро должен появиться закон, разрешающий покупать собственность на территории России всяким инородцам. Только тогда, соответственно, и цены на все это подскочат. Ну, вот мы с ним и торопимся.
Как полагается, документики подготовлены, все чин чинарем. Договоренность об ускорении процесса есть, а потому в день его приезда я становлюсь собственником. Он настаивал, чтобы увидеть все это своими глазами. Его право! При этом со своей стороны даю ему расписку о том, что должен ему энную сумму, естественно с процентами, если что не так. Сечешь? Это главное! А также беру на себя ряд обязательств по управлению этим предприятием. Там много условий обговаривается, тебе они ни к чему. Не запомнишь все равно. В общем, он привозит денежки, и я в торжественной обстановке даю письменную клятву, что не обанкрочу предприятие, не продам, не заложу и так далее. Ты переводишь и растолковываешь ему, что к чему, каждую строчечку. Мы относим все хозяйство в нотариат, заверяем и… пожалуй, все!
Потом все целуемся, и немец покатит восвояси. А я останусь управлять. Все честно, благородно. Согласна?
— Конечно! А при чем тут сауна?
— Ну что ты заладила? Я так, к слову.
— И все остальное тоже ни при чем, — с нажимом повторила Маша. — Ведь так?
— Как получится, — развел руками Афанасьев. — Немец должен остаться доволен приемом. Понимаешь? У него деньги, он большой человек…
— Ясно. Постараюсь сделать так, чтобы ему понравилась моя работа. Это главное!
— Ну и молодец! По рукам.
— А деньги?
— Какие деньги?
— Мне бы аванс… понимаете, я очень нуждаюсь. Маме деньги на лечение нужны, брат без работы, жениться собрался.
— Ну вот, вечно ты вымогаешь, то на аборт, который не состоялся.
— Я же вам вернула все до копейки.
— Не помню, не помню! Как брала, помню, а вот возврат?
— Да вы что?
— Ну не обижайся, запамятовал.
— А когда он приезжает? Мне надо с братом условиться, чтобы с мамой посидел.