Часовые Запада

Эддингс Дэвид

– Польгара, дорогая!
– вскричала она.

Польгара нежно обняла рыдающую маленькую королеву и прижала ее к своей груди. При этом она взглянула прямо в глаза Эрранду и вопросительно подняла бровь. Эрранд кивнул ей в ответ.

– Так, так, - сказал Бельгарат, слегка смущенный внезапным порывом Сенедры. Почесав бороду, он оглядел внутренний двор цитадели и широкую гранитную лестницу, ведущую наверх к тяжелой двери.
– У тебя есть под рукой что-нибудь выпить?
– спросил он Гариона.

Польгара, продолжая обнимать плачущую Сенедру, смерила его взглядом.

– Не рановато ли,

отец?
– спросила она.

– Да нет, не думаю, - смиренно ответил он.
– Эль помогает успокоить желудок после прогулки по морю.

– У тебя всегда находится какое-нибудь оправдание, отец.

– Да, как правило, я что-нибудь придумываю.

Эрранд провел вторую половину дня в королевском конном манеже. Гнедой жеребенок успел за это время превратиться в молодого жеребца. Мышцы перекатывались под его лоснящейся темной шкурой, когда он бегал по двору. Единственное белое пятно на его плече ослепительно сверкало под ярким солнцем.

Конь каким-то образом почувствовал, что приедет Эрранд, и все утро был возбужден и не находил себе места. Конюх предупредил об этом Эрранда.

– Будь с ним поосторожней, - сказал он.
– Он сегодня что-то расшалился.

– Все будет хорошо, - успокоил его Эрранд, открывая щеколду двери, ведущей в конюшню.

– Я бы на твоем месте...- начал было конюх, пытаясь остановить мальчика, но Эрранд уже подошел к деннику, в котором, стоял большеглазый жеребец.

Конь всхрапнул и беспокойно затопал копытами по крытому соломой полу. Остановившись, он стоял дрожа, пока Эрранд, протянув руку, не дотронулся до его склоненной шеи. Конь сразу же узнал мальчика. Эрранд шире раскрыл дверь денника и спокойно вывел из конюшни жеребца, уткнувшегося мордой в его плечо. Конюх проводил парочку удивленным взглядом.

Пока им нужно было просто побыть вместе для того, чтобы прочувствовать связь между ними, существовавшую еще до того, как они встретились, и даже до того, как они родились. Пока им этого было достаточно.

Когда горизонт начал окрашиваться багряным закатом, Эрранд покормил коня, пообещал обязательно прийти на следующий день и вернулся в цитадель к своим друзьям. Он застал их сидящими в обеденном зале с низкими потолками. Это помещение было меньше главного большого банкетного зала и гораздо уютнее. Возможно, ни одно другое помещение в этой мрачной крепости не могло похвастаться столь домашней атмосферой.

– Ты хорошо провел день?
– спросила его Польгара.

Эрранд кивнул.

– А конь рад был тебя видеть?

– Да.

– А теперь ты, наверное, проголодался?

– Ну чуть-чуть.
– Он оглядел комнату, заметив, что в ней нет королевы Ривской.
– А где Сенедра?
– спросил он.

– Она немного устала, - отвечала Польгара.
– Мы с ней сегодня долго беседовали.

Эрранд понимающе взглянул на нее. Затем снова огляделся.

– Я и вправду голоден, - сказал он ей.

Польгара залилась мелодичным гортанным смехом.

– Все мальчишки одинаковы, - сказала она.

– А ты бы хотела, чтобы мы были разными?
– спросил ее Гарион.

– Нет, - ответила она, - конечно нет.

Ранним утром следующего дня Польгара и Эрранд грелись у огня в комнате, которая всегда отводилась ей. Польгара сидела на стуле с высокой спинкой, а рядом с ней на маленьком столике стояла чашка ароматного чая. На ней был темно-синий бархатный халат, а в руках большой гребень из слоновой кости. Эрранд сидел напротив на обитой ковровой тканью табуретке и послушно выносил утренний ритуал. На то, чтобы вымыть лицо, уши и шею, много времени не требовалось, но почему-то причесывание всегда занимало не меньше четверти часа. Сам Эрранд был непритязателен к тому, как у него лежат волосы, лишь бы они не лезли в глаза. Но Польгаре, похоже, доставляло массу удовольствия проводить гребнем по его мягким светло-русым кудрям. Иногда в разное время дня мальчик замечал, как в ее глазах появлялась характерная мягкость, а ее пальцы непроизвольно тянулись к расческе, и тогда он твердо знал, что если немедленно не найдет себе какого-нибудь занятия, то она без лишних слов посадит его на стул и займется его волосами.

В дверь осторожно постучали.

– Да, Гарион, - отозвалась она.

– Надеюсь, что я не слишком рано, тетушка Пол. Можно войти?

– Конечно, милый.

На Гарионе был голубой костюм с камзолом и мягкие кожаные туфли. Эрранд заметил, что, будь его воля, молодой король Ривский всегда бы надевал голубое.

– Доброе утро, милый, - приветствовала его Польгара, продолжая возиться с гребнем.

– Доброе утро, тетушка Пол, - сказал Гарион. Он посмотрел на мальчика, ерзавшего на табуретке.
– Доброе утро, Эрранд, - торжественно произнес он.

– Бельгарион, - кивнул в ответ Эрранд.

– Держи голову прямо, Эрранд, - тихо сказала Польгара.
– Хочешь чаю?
– спросила она Гариона.

– Нет, спасибо.
– Король Ривы придвинул еще один стул и уселся напротив нее.
– А где Дарник?
– поинтересовался он.

– Прогуливается по крепостным стенам, - ответила Польгара.
– Дарник любит гулять на восходе солнца.

– Да, - улыбнулся Гарион.
– Я помню это еще с фермы Фалдора. Все в порядке? Я имею в виду комнаты.

– Я всегда себя хорошо чувствую в Риве, - сказала она.
– До недавнего времени это место было для меня самым похожим на постоянный дом.
– Она с довольным видом оглядела темно-малиновую бархатную драпировку и темную кожаную обивку на стульях и умиротворенно вздохнула.

– Ведь эти комнаты уже давно твои, верно?

– Да.Бельдаран отвела их для меня после того, как они с Железной Хваткой поженились.

– Каким он был?

– Железная Хватка? Очень высоким, почти такого же роста, как и его отец, и невероятно сильным.
– Она снова принялась за волосы Эрранда.

– Он был таким же высоким, как Бэрак?

– Выше, но не такой плотный. Сам король Черек Медвежьи Плечи был семи футов ростом, и все его сыновья были очень крупными мужчинами. Драс Бычья Шея был как ствол дерева. Он заслонял собой небо. Железная Хватка был тоньше, его отличали всклокоченная черная борода и пронизывающий взгляд голубых глаз. К тому времени, когда они с Бельдаран поженились, его борода и волосы уже были тронуты сединой; но несмотря на это, мы все чувствовали что от него исходит какая-то детская невинность. Та же невинность, которая исходит от Эрранда.