Часть той силы
Шрифт:
Погуляй, но не заходи далеко. Это опасно. Чем дальше ты зайдешь, тем опасность больше. Ты понятия не имеешь, как жить в том мире, что там правильно, а что нет. Объяснить это невозможно. Поэтому посмотри и уходи. Можешь зайти в соседние дома, только ничего не бери! Любая вещь, которую ты принесешь оттуда сюда, может означать твою смерть. Я говорю совершенно серьезно.
Ты спросишь меня, что же это за место. Это тот мир, откуда к нашему предку пришли трое ночных гостей. Когда Василий убил их, дверь осталась открытой. Дверь от них к нам. Ни один человек на земле не может запереть эту дверь. Это не в человеческих силах. Но ее ведь можно хорошо замаскировать,
Но не спеши и не увлекайся. Тот мир когда-нибудь даст нам с тобой большую силу и большую власть, власть над этим миром. Он не дал власти мне, но только потому, что я не успел дожить. Зато я много успел сделать, и тебе будет легче. Мы еще встретимся, и мы добьемся своего. Мы сможем взять все, нам будет принадлежать все. Все золото земли, вся сила империй и вся власть сильных – все это ничто, по сравнению с тем, что можем получить ты и я. Ты и я!
Каждая песчинка, принесенная оттуда, может означать переворот во всей земной науке и технике, особенно в военной технике. Потому что это не песчинка, это продукт гипертехнологии, которая нам даже и не снилась. Если все будет сделано правильно, мы с тобой получим все это. Только мы! Василий был прав: если золото принадлежит всем, то тебе от этого золота нет никакого проку. Золото, и все остальное вместе с золотом, будет только наше. Тогда мы покажем всему этому дерьму! Жди меня.
На этом запись закончилась.
– Прости дед, но мне это не нравится, – сказал Ложкин. – Во-первых, мне не нравится открытый проход между мирами, в который может провалиться все, что угодно. Во-вторых, мне не нравится твое отношение к этому делу. А в-третьих, это слишком много для меня, чтобы я так просто взял и поверил. Но поживем – увидим.
Ложкин спустился по лестнице и нашел ту дверь, о которой говорил дед. Он не собирался открывать ее ночью. Он просто хотел посмотреть на нее. Потом он прижал к двери ухо. Ему показалось, что он услышал за дверью тихий смех, быстрое движение и мелкий цокот когтей. Скорее всего это были крысы, и просторная тишина пустого дома позволяла хорошо их слышать.
Затем он лег спать, а когда заснул, увидел все тот же сон, который мучил его уже множество раз, сон, в котором он был гнусным убийцей девушки. Кошмар вернулся: он снова был убийцей, и обреченная машина, в которой лежало его бессознательное тело, двигалась по льду озера, туда, где в густеющей тьме за снежной пеленой едва виднелась черная полынья.
9. Полынья…
Полынья еще оставалась очень далеко; машина всего лишь спустилась с пологого берега, проехала метров пять и намертво завязла в сугробе. Рустам тихо выругался.
– Что делать будем? – спросил Василий.
– Вытягивать, что же еще? Это всего лишь снег. Лопаты нет, придется разбрасывать его голыми руками.
– Воспаление легких мне обеспечено. Я такой мокрый, как будто сам побывал в полынье.
– Заодно и согреешься, – сказал Рустам.
– Я бы выпил чего-нибудь.
– Сделаешь дело, потом пей, сколько хочешь.
Они спустились на лед. Лед потрескивал под их шагами, он был настолько непрочен, что казалось чудом, что машина до сих пор еще не провалилась под воду. Лед таял. Нужно было спешить. Если машина затонет у самого берега, она будет хорошо заметна. Тогда труп обязательно найдут.
Наконец, они разбросали сугроб.
– Давай вернемся домой и все забудем, – сказал Василий. – Эрику ведь все равно уже не воскресишь. Да, он убил твою сестру и мою девушку. Но я не хочу убивать его за это. Ты как хочешь, а я ухожу. Я не хочу этого больше. Я не буду…
Рустам быстро и аккуратно двинул его в челюсть. Удар был таким сильным и неожиданным, что Василий свалился. Рустам наклонился над ним.
– Еще одно такое слово, и ты у меня пойдешь в полынью вместе с этим. Ты понял? Он убил Эрику. Ты собираешься ему простить?
Василий поднялся.
– Я не могу, – сказал он, – я просто не могу. Это выше моих сил.
– Позволь напомнить, – сказал Рустам, – что это было твоей идеей. Ты первый сказал, что готов убить этого подлеца. Ты сказал, что готов на все, чтобы его наказать.
– Я был не в себе! Я был пьян!
– Ну, не настолько же.
Василий сел, и мокрый снег провалился под ним. Он сидел в луже слякоти, обхватил голову руками. Его плечи содрогались, возможно, он плакал.
– Ты не хочешь никого убивать, – сказал Рустам. – Ты хочешь остаться чистеньким. Значит, ты ее просто не любил. Хорошо, я сделаю это сам. Твоей помощи, вообще-то, уже и не требуется. Все уже сделано, и полынья ждет. Я все равно убью его, и никто не сможет мне помешать.
Он поднял глаза и увидел две темные фигуры, приближающиеся к ним сквозь завесу снега.
– Вставай, залазь в машину! – тихо приказал он.
– Что случилось? – не понял Василий.
– Кто-то идет сюда.
– Кто может сюда идти в такое время и в такую погоду?
– Сейчас посмотрим. Главное, ничего не говори и ничего не делай. Притворяйся пьяным и старайся не показывать свое лицо. Ты понял? Не делай ничего необычного, вообще ничего, иначе они тебя запомнят.
Он встал у машины, вглядываясь в снежную пелену. Вскоре он разглядел двух подростков, мальчика и девочку.
– Вы застряли? – спросил мальчишка.
– Точно, – ответил Рустам, подражая кавказскому акценту. – Тут, понимаешь, не видно ничего. Ни где твой берег, ни где озеро. Но все уже в порядке, щас вылезем. А что вы тут делаете?
– Рыбку выпускаем, – сказала девочка.
– Кого?
– Рыбку. Купили вчера на базаре, а она живая. Никак не могли ее съесть. Теперь приходится выпускать. Она еще маленькая, ей еще жить да жить. Смотрите, какая. Мы хотим ее бросить в полынью.
– Не выйдет, – сказал Рустам. – Это мертвое озеро. Рыбы тут уже давно нет. Ваша рыбка сразу умрет. Лучше уже ее быстро зарезать, чтоб не мучилась. Или выпускайте не здесь, а в речку, чтобы она подальше уплыла. Сюда точно нельзя, здесь даже улитки и жабы все умерли, не только рыбы. И вообще, идите отсюда, там дальше лед такой тонкий, что вы обязательно утонете. Куда только смотрят папа с мамой?
Когда дети ушли, Василий выбрался из машины.
– Взялись они на нашу голову, – сказал Рустам, – это ж надо, с рыбкой, в такую погоду.
– Это знак, – ответил Василий.
– Что?
– Это знак. Знак, чтобы мы остановились. Мы не должны этого делать. Не может быть, чтобы дети зашли со своей рыбкой вечером в такую глушь. Слишком маленькая вероятность. Они пешком, а здесь и транспорта нет никакого.
– Да они просто рядом живут, – сказал Рустам. – Дети бестолковые, я за ними наблюдал. Они ни разу не взглянули ни на машину, ни на мое лицо. Их интересовала только ихняя рыбка. Они нас не запомнят. Что там наш труп?