Часть той силы
Шрифт:
Глина, которую он взял с собой, была приятного розово-коричневого оттенка, она оказалась очень пластичной и имела равномерную консистенцию. Хорошо держала форму. Хорошо смешивалась с обыкновенной глиной, и Ложкин поначалу точно выдержал пропорцию один к десяти, о которой говорил дед. Выдержал, а затем добавил еще чуть-чуть. Он не мог удержаться – как артист Куравлев, который все же взглянул на карикатурно нелепого Вия.
Итак, он изготовил смесь. Она не давала трещин при предварительной просушке. Когда ее поверхность высохла до кожаной твердости, Ложкин занялся точной проработкой
Он вылепил точный рисунок вен, остановился на выступающих костях пальцевых суставов. Сейчас кости выступали чуть сильнее, чем обычно, потому что рука стала тоньше; за последние дни Ложкин заметно похудел. Закончив с этим, Ложкин прорисовал основные морщины и линии ладони, сделал линию жизни длиннее и глубже, из какого-то детского суеверия выровнял линию судьбы. Линию сердца он почти не изменил, она и так была превосходна. Особенно тщательно он вылепил ногти и отшлифовал их до матового блеска; как ни странно, глина это позволяла. Затем отнес модель в печь.
У деда имелось две печи для обжига: маленькая и большая. Большая имела рабочую камеру величиной с кабину лифта, маленькая была чуть больше обычной микроволновки и работала на том же принципе. Большая стояла во дворе, маленькая – в доме. Обе имели хорошую регулировку температуры, с большим диапазоном и точной настройкой. В большую печь был встроен компьютер, для компенсации конвекционных потоков, для различных градиентов нагрева, для поддержки девяти разных кислородных режимов, для разных скоростей нагрева и охлаждения и для всего прочего. Ложкин просто не представлял себе, сколько стоит такая печь. Маленькая, попроще, была стандартной и стоила около тысячи долларов. Такие имелись во многих хороших мастерских. К вечеру Ложкин закончил обжиг модели и оставил ее остывать. Теперь ему оставалось только ждать.
Дом стоял на самом краю города, и в километре от него начинался лес. Вечером, около половины девятого, когда небо еще оставалось светлым, Ложкин вышел прогуляться, взяв с собой Полкана, уже пришедшего в себя и веселого, хотя и похожего на старую корзину, из-за страшно торчащих ребер.
Путь к лесу был недолгим, и хорошо знакомым. Вначале Ложкин спустился в овраг, который лежал за огородами. По пути он увидел соседей, которые сосредоточенно копали землю. Ложкин поздоровался с ними, но те не ответили. Они лишь наклонили головы, изображая нездоровое усердие. Ложкин повторил приветствие, но люди отвернулись, не желая его видеть.
Он пожал плечами и отправился дальше. Бог им судья.
Выйдя к лесу, он напился из колодца с ледяной водой, поднимая голову после каждого глотка, бросил в колодец лягушку, пойманную тут же. Он не делал этого больше двадцати лет; сейчас он снова был ребенком, просто нацепившим маскарадный костюм громоздкого взрослого тела; лягушка сделала всего один брык задними лапами и мягко легла на меловое дно в углу колодца. Еще несколько часов он лежал на траве, смотрел в небо, вначале тонущее в плывущей синеве, а затем пылающее от бесконечности звезд, и алчно вспоминал. Есть некие светящиеся вещи, о которых вспоминают только один раз, любое воспоминание будто выключает их свечение. К полуночи, когда в его душе уже ничего не светилось, Ложкин встал, разбудил мирно сопящего тупого Полкана, и направился обратно. Вдоль дороги плыли светляки. Полкан резвился в траве, имитируя охоту.
В комнате он нащупал выключатель, щелкнул и сразу же увидел модель руки, остывающую на подоконнике. Та самая глина, из которой Бог слепил Адама, – что могла означать эта фраза? Просто чушь? Непонятую метафору? Что рука оживет? Но ведь Ложкин не бог, а чтобы оживить мертвое вещество мало быть хорошим скульптором. Он дотронулся до глиняной руки – рука все еще была теплой. Глина уже стала твердой как камень. С ней не случилось ничего необычного, лишь глиняные ногти стали длиннее.
Что? Что это? Он замер, пораженный.
Ложкин поднес модель руки поближе к свету. Может быть, да, может быть, нет. Разница была такой небольшой, что даже его профессиональный глаз мог легко ошибиться. Доли миллиметра, не более того. Ногти не могут отрастать на глиняной руке. Или могут, если на самом деле это не-глина? Некая сверх-высокотехнологичная имитация глины? Если уже через два с половиной часа после обжига начали расти ногти, то что же произойдет после этого?
11. После этого…
После этого он уже не мог спать. До трех часов утра он не сомкнул глаз, он ложился и вставал, пил кофе, включал телевизор и выключал его снова, каждый час смотрел на глиняную руку, пытаясь заметить изменение, но ничего не замечал.
Затем он уснул прямо за столом.
Он проснулся с колотящимся сердцем, проснулся от страшной и нелепой и совершенно абсурдной мысли, которую невозможно было выразить словами. Чтобы прийти в себя, понадобилось несколько минут. Ложкин выпил холодной воды из холодильника и пошел смотреть на глиняную руку. Осмотрел ее со всех сторон и заметил явное изменение: сейчас линия сердца на глиняной ладони резко прерывалась, что могло означать, например, смерть или болезнь любимого человека. Ложкин даже не удивился, он понял, что ждал этого. Более того, он был уверен, что этим дело не кончится.
– Надо же, – сказал он. – Всего лишь десять процентов с мелочью, и уже такой эффект. А что, если… Черт побери, я же обязательно попробую!
У него было такое чувство, словно он выиграл в лотерею.
Когда взошло солнце, он снова отправился в подвал. Спустился, открыл обе двери и поднялся по тридцати пяти ступенькам, оставляя отпечатки своих ног в пыли.
Он увидел знакомый двор знакомого дома, и солнце сияло в ослепительном воздухе над лесом. В противоположной стороне был серый каменный город. Неужели действительно город без людей, обещанный дедом?
Ложкин вышел за ограду. Я этому верю? – спросил он сам себя. – Ты спускаешься в подвал, пройдя тридцать пять ступенек, затем идешь метров двадцать пять по подвалу, после чего снова поднимаешься по точно таким же ступеням, – и вдруг оказываешься в совершенно чужом мире? Возможно ли это? Почти точная копия нашего мира, но без людей? Еще минута – и кто-нибудь появится на улице, и тогда все станет просто фантастическим розыгрышем.
Но минуты шли, а никто не появлялся. Ложкин неторопливо перешел через пустую улицу, вошел в чужой пустой двор, поднялся на крыльцо и вдавил кнопку звонка. Потом еще раз и еще. Повернул ручку, и дверь открылась.