Частный детектив. Выпуск 7
Шрифт:
– Вы мне не верите, не так ли? Однако это правда! Я все забыл!
– Вы хотите сказать, что удар, который вам нанесли, повлек за собой своего рода амнезию?
Он вздрагивает, как от удара, хватает меня за руку и с жаром произносит:
– Именно так, мосье! Теперь, поскольку вы сами произнесли слово, я должен вам сказать: я совершенно утратил память с того момента, как сошел на берег. По-настоящему помню лишь одно - смысл слов. Это важно, заметьте. Но я думаю, что у всех утративших память есть эта особенность.
Я
– Но должны же вы по крайней мере знать, кто вы?
– Нет, мосье, я не знаю, кто я, - с волнением произносит он сдавленным голосом.
– Даже этого не знаю! Страшно, не правда ли? Словно я сошел с ума.
В его глазах тоска. Неописуемая тоска.
– Вы ничего не знаете о себе?
– Абсолютно ничего. Не знаю, откуда я. И совсем не представляю, зачем приехал в этот город.
Теперь сомнений нет, это "он". Он, мой персонаж! Я чувствую, что со мной происходит что-то необычайное. Я весь внутренне дрожу. Надо успокоиться во что бы то ни стало
Это не бред. Я прекрасно знаю, что передо мной человек из плоти и крови. Тем не менее все происходит так, будто я в действительности имею дело с вымышленным персонажем. Им можно как угодно распоряжаться, и, словно в минуту высшего озарения, я вижу, какую выгоду можно из этого извлечь.
Прежде всего надо как следует разобраться с этой марионеткой. Я должен убедиться, все ли его связи с внешним миром обрублены. Для начала спрашиваю, есть ли у него документы. Было бы естественно иметь их при себе.
Он опускает голову, не отвечая. Я настаиваю, меня это безумно интересует.
– В конце концов, вы должны были проверить! Есть у вас с собой документы?
Тогда он стыдливо произносит:
– Нет, мосье. Разумеется, я посмотрел в карманах, когда почувствовал…
– И что?
– Они были пусты.
– Пусты! И бумажника не было?
– Нет. Ничего. Поэтому, кстати, я и подумал, что на пароходе на меня напали. Возможно, хотели обокрасть. Это разумное объяснение, не правда ли?
– Очень разумное. И я предполагаю, что у вас, в довершение всего, нет денег?
– Ни гроша, - признается он удрученно.
– Ну как же мне выйти из положения?…
Все это чудесно. Ужасно и чудесно. Я начинаю ходить вокруг его кресла так же, как кружу, преследуя кого-нибудь из своих персонажей. Но обычно в кресле никого нет.
Внезапно мне приходит в голову мысль о багаже. Если он плыл на пароходе в качестве пассажира, у него, скорее всего, был хоть один чемодан.
Я делюсь с ним своими соображениями.
– Насчет этого так же, как и насчет остального. Я не знаю, был ли у меня чемодан!
– говорит он мне с отчаянием в голосе.
– Все, что я могу сказать, - это то, что, придя в сознание… в общем… когда я снова осознал реальность, вернулся в реальную
– Совершенно верно. Но я думаю о том, что вы сейчас сказали. Когда вы сошли на берег, вы были не в себе?
– Я знаю лишь одно, мосье, что стал снова воспринимать внешний мир, находясь среди пассажиров, на морском вокзале. Вдруг я стал видеть, слышать.
– А до этого момента?
– До этого - ночь, мосье, непроглядный мрак, смерть, если хотите.
Мне хочется броситься к столу, схватить ручку, склониться над бумагой.
– И вы покинули морской вокзал и бродили в тумане?
– Именно так, мосье.
– Невероятно! Абсолютно невероятно!
Эти слова вырвались у меня на сей раз помимо воли. И в голосе моем прозвучало нечто вроде радости, и я в этом уверен. Глупо и неосторожно! Вот уже незнакомец смотрит на меня чудным взглядом.
– Что случилось, мосье? У вас взволнованный вид. Надеюсь, мои несчастья тут ни при чем?
Моментально беру себя в руки, быстро подхожу к столику и, выпив глоток виски, бросаю равнодушным тоном:
– Нет, просто я кое-что вспомнил, так… одно совпадение…
И снова набрасываюсь на него с вопросами о его прошлом, об этом прошлом, которого определенно не существует. Он даже не знает, как его зовут. Ни документов, ничего. Невероятная удача! Я едва сдерживаю смех.
А этот несчастный вдруг начинает скандалить. Кажется, сейчас он на грани истерики. В уголках его губ пузырится пена, и на это не слишком приятно смотреть.
– Эта пелена должна исчезнуть!
– вопит он.
– Потому что так продолжаться не может! Это ужасное ощущение, мосье, вы совершенно себе не представляете!
– Напротив, прекрасно представляю!
Он в волнении подходит к окну, возвращается назад. Теперь он спокоен. Даже заставляет себя улыбнуться.
– Извините меня, мосье. Полагаю, мы уже достаточно говорили обо мне. Больные всегда эгоисты. Я вижу, что ничего не знаю о вас, человеке, у которого есть его прошлое. О вас, кто был так добр ко мне.
Я возражаю, сознавая собственное лицемерие:
– Ну что вы!
– Да, да! Вы посреди ночи открыли мне двери своего дома.
– Вам было плохо. Это элементарный долг каждого.
Он спрашивает, чем я занимаюсь.
– Видите ли, я заинтересован в том, чтобы у других вес было ясно. Это вносит свет и в мою жизнь… Как ваш свет, мосье, только что.
Неожиданно он растрогал меня, вот тварь!
– Знаете, - говорю я, у меня занятная профессия. Если это профессия. Я писатель, мосье. Пишу книги, романы. И, что совсем удивительно, продаю их!