Чеченский угол

Тарасевич Ольга Ивановна

Боевики всегда были заинтересованы в освещении своей деятельности. Это понятно: больше информации о борцах за свободу – больше денег течет из сочувствующих мусульманских стран. И такими же обидными и глупыми, как поражения в боях, стали проигрыши в битвах на информационном поле. Да и битв никаких на первоначальном этапе не было. Сдались без драки. Позволили сформировать в массовом сознании сочувствие не к героически проливающим кровь мальчикам, а к бородатым уродам, которые после того, как выключалась камера, шли в зинданы, где томились русские, и издевались над ними так, что фильмы ужасов – журнал «Ералаш» в сравнении с пережитым нашими солдатами и офицерами.

Теперь,

слава Богу, хвост чеченским пиарщикам поприщемили. Никаких возможностей рассуждать в эфире о свободной Ичкерии. Хочешь увидеть по центральным телеканалам борцов? Пожалуйста – но лишь в одном состоянии. В котором уже не рассуждают.

Очевидно: боевики не упустят возможности пообщаться с журналистом. Никогда не упускали, а теперь, в связи с сужением информационного поля и невозможностью даже за деньги привлечь к себе внимание – и подавно не откажутся.

Однако в любой другой ситуации смысла рисковать гражданским лицом немного. Боевики осторожничали, часто требовали вопросы, и сами делали видеозапись основной части интервью. Лидеры приезжали к репортерами лишь на считанные минуты, для того чтобы снять пару планов рядом с журналистом, – а за десять-пятнадцать минут невозможно подтянуть бойцов спецподразделений.

Но теперь все было по-другому. После терактов в Дагестане чуть ли не в каждом ауле стояли федералы. В этих условиях куда опаснее организовывать встречу на нейтральной территории, чем привезти журналиста в лагерь.

Успев изучить психологию лидеров бандформирований, генерал понимал: сейчас Салману Ильясову очень захочется объяснить, что это не он убивал ополоумевших от ужаса женщин и стариков. А Кремль. Только так.

Значит, оставалось лишь ждать…

– Товарищ генерал, – голос секретаря из приемной отвлек Федора Алексеевича от размышлений и он с досадой покосился на оживший селектор. – Командир Московского СОБРа подполковник Дмитрий Павлов настаивает на встрече с вами. Говорит, что дело срочное и личное.

– Пусть войдет.

Отдавший честь мужчина, с массивной нижней челюстью и настороженно поглядывающими из под широких бровей голубыми глазами, вызывал у генерала раздражение. Объяснили же этим ребятам, он лично даже специально распорядился, чтобы адъютант вечерком подъехал к разместившимся в здании детского садика собровцам… Все популярно растолковано: за нарушение порядка аккредитации журналистка «Ведомостей» покинула территорию Чечни. Никаких мер в связи с тем, что поездка осуществлялась по высокой протекции, к СОБРу применяться не будет. Все в порядке, ребята. Осуществляйте дальше проверки по адресам, или «зачистки», как вы сами называете эти мероприятия.

Федор Алексеевич кивнул на стул и холодно сказал:

– Слушаю вас.

Дмитрий Павлов хотел было начать выяснять отношения стоя, однако, уловив нескрываемую досаду в серых глазах генерала, все же присел.

– Начистоту говорить буду. Приезжал к нам парень ваш.

– Мой парень – капитан Якименко!

– Простите. Приехал. Сказал – Лику в Москву отправили. Моя позиция такова: баба с возу – коню легче. Но есть у меня один боец. Неровно дышит к девушке. Вот он и сказал: ни дома, ни на работе Лика так и не появилась.

– Вы отнимаете мое время! Мне больше делать нечего, кроме как выяснять, куда делась отправленная отсюда журналистка?! Вы свободны, товарищ подполковник!

– Нет! – он все-таки встал, возвысился над дубовым столом тренированным массивным телом. – Я буду свободен, когда вы мне объясните, где Вронская. Лопата – парень шустрый. Выяснил: на отправляемых «бортах» и «вертушках»

Лики не было. Железнодорожный билет на ее фамилию также не покупался. Непорядок, Федор Алексеевич, а? И вот сейчас мне уже действительно стало интересно, где Лика. Человек приехал с нами. Плохо, неправильно, что приехал, – но был жив, здоров и на виду. Вы что, думаете, я молчать стану? И не скажу, что последний, кто видел Лику до похищения – водитель приехавшего за ней автомобиля МОШа? Генерал, генерал, что же вы делаете?! Неужели и вы с «чичами» в доле? Они вам отстегивают за каждое похищение, да?

Федор Алексеевич встал из-за стола, обошел орущего Павлова – с его-то тщедушным телосложением в любое отверстие втиснуться можно – и распахнул шкаф.

Набросив плащ, пояснил:

– Ливень на улице. Ну да ничего, пойдемте, прогуляемся. Не сахарные, не растаем.

И резким жестом осадил взметнувшуюся с дивана в приемной охрану:

– Сидеть! Один этот офицер стоит десятка таких как вы. Совсем разжирели на казенных харчах!

Дождь сыпался сплошной стеной, пускал в ряби луж крупные пузыри.

– Беседку видите? – спросил генерал.

Павлов коротко отозвался:

– Понял!

Когда генерал добежал до грубого неказистого деревянного сооружения – как сортир, право же, и кому только в голову взбрело поставить такое уродство – Дмитрий уже разгонял широкой ладонью воду со скамейки.

Федор Алексеевич присел, поежился, чувствуя, как порывы сильного ветра окатывают спину холодной влагой.

Очень плохо, что Павлов так много сказал в кабинете. Когда все время работаешь рядом с чекистами, невольно убеждаешься: они любят шпионить вообще и за всеми окружающими в частности. Нет никаких гарантий, что кабинет не снабжен прослушивающими устройствами. А важно, чтобы как можно меньше народу знало о готовящейся операции. Тогда не будет возможностей отыграть все назад. Хотя полностью избежать огласки, разумеется, не удастся. Но главное – чтобы все это случилось потом – взыскания, выговоры, отстранение от должности. Когда бандиты перестанут коптить свет и Лика окажется в безопасности.

– Сколько бойцов у вас в отряде? – поинтересовался генерал.

– Тридцать восемь… было. Осталось тридцать семь. Врач и главный по хозчасти в операциях активного участия не принимают.

«Тридцать пять человек – это очень мало, – подумал Федор Алексеевич. – Даже с учетом недавних потерь по оперативной информации в отряде Салмана Ильясова более пятидесяти бойцов. К штурму больницы привлекались боевики из других отрядов и добровольцы. Однако сразу после того, как удалось вырваться из Дагестана, они рассредоточились по горам, многие вернулись в родные села. Тем не менее около пятидесяти бойцов всегда находится при Ильясове. И если захватывать его лагерь, то численность нападающих должна минимум втрое превышать количество обороняющихся… Впрочем, ладно. В любом случае силой одного подразделения эту задачу не решить, придется привлекать несколько структур. Пусть в их числе будет СОБР. Все-таки за знакомого человечка воевать будут».

Выслушав подробности предстоящей операции, Дмитрий Павлов раздраженно поинтересовался:

– Генерал, вы отдаете себе отчет в том, что произойдет с девушкой, если в вашем плане случится малейший сбой?

Иванов заверил командира СОБРа, что это невозможно. А по правде говоря, на самом деле он об этом не думал. Главное – поймать подонков и отомстить за все: за погибших заложников, за умирающих ребят, за десятки людей, которые просто однажды спустились в метро и уже никогда больше туда не спустятся…