Чего хочет женщина
Шрифт:
— А мне-то чего делать? — растерялся он.
Танька разлила водку и сказала вкрадчиво:
— Ты уберешь Святова.
Вовка поперхнулся водкой, Танька поднялась и треснула его по спине.
— Да вы че? — спросил он, как только смог отдышаться. — Вы это серьезно?
— Конечно, — Танька даже обиделась. — Что морду-то вытянул? Ты прикинь: дело верное, Лом Ладку слушает, что она ему ночью напоет, то он днем и сделает. А тебя только терпит, Димку простить не может. Что, всю жизнь в «шестерках» хочешь
Вовка покрутил головой.
— Да как же я его убью?
— У меня есть план, — сказала Танька.
— Какой, к черту, план! Сколько я проживу после этого? Да со мной знаешь что сделают?
— Ну, родной… а голова на что? Мы тебя в обиду не дадим. Требуется принципиальное согласие.
— Я подумаю, — неуверенно сказал Вовка, но тут Танька проявила суровость:
— Думай сейчас. Прости, дорогуша, но мы сказали слишком много. Теперь ты либо с нами, либо… жить тебе и вправду недолго.
Вовка посмотрел на меня, а я кивнула…
— Что за план, дура? — накинулся он на Таньку.
— Хороший план. Простой, как все гениальное. Святов каждую ночь в казино торчит, пьет как лошадь, а под утро в машину и полетел… С глазами, водкой залитыми, да еще на скорости, многого не увидишь. Вот ты и подождешь его в переулке на «камазике». Машину водить умеешь… Там неподалеку автоколонна, добрыми людьми по ветру пущенная, ворота давно уже свистнули, а сторож пьяненький спит, потому как зарплату пятый месяц не получает и ему грустно. Там машину и позаимствуешь. И не дрейфь, я буду с тобой.
Вовка еще водки выпил, его руки дрожали.
— Да если Лом узнает… — начал он шепотом.
— Не узнает. Дуры мы, что ли, головами рисковать?
Через три дня Святов, в сильном подпитии возвращаясь из казино, влетел в «КамАЗ». Хоронили в закрытом гробу, потому что из бывшей красавицы «Ауди» его труп вырезали автогеном. Водителя «КамАЗа» на месте происшествия не оказалось, и следствие, как водится, зашло в тупик.
Лом запечалился, горьких слез не лил, но видно было, что переживает.
— Я этого подлюгу из-под земли достану, — бушевал он на нашей кухне.
— Кого, Геночка? — вздохнула я. — Уж сколько раз говорили: выпил, за руль не садись. А вам как об стенку горох. Святов три машины разбил, и все по пьянке. Вот и доездился… Ты у меня теперь близко к машине не подойдешь, если выпил, хоть двести грамм, хоть бутылку пива. Слышишь? Раз поймаю, ключи отберу, будешь пешком ходить.
— Да откуда там этот «КамАЗ» взялся? — не унимался Лом.
— Говорят, угнали из гаража.
— Неспроста это, Лада.
— Чепуха. Калымил кто-нибудь, на водку зарабатывал. Вот и натворил дел… Генка, не смей больше пить. Мне страшные сны снятся. — В этом месте я всплакнула, Лом принялся меня утешать и
Похороны вышли пышные. Гроб дубовый с медными ручками, цветов — целое море, как на коронации. Жена Святова, видевшая мужа при жизни редко и без особой охоты, обливалась горючими слезами. Ее трогательно поддерживал под локоть врач-гинеколог из первой городской больницы и по совместительству утешитель. Тоже очень переживал.
Мы с Танькой облачились в черное, на церемонии вели себя скромно, но поплакали. Святова по новой моде отпевали в церкви. Народу было — не продохнешь. Певчие затянули «Со святыми упокой…», лица озарились тихим восторгом, Танька схватила меня за руку и всхлипнула.
С кладбища поехали в ресторан, народу даже прибавилось. Все вели себя чинно и заметно грустили, тяжкие мужские вздохи и обрывки фраз: «Кто бы мог подумать… золотой был мужик», — с неизбежным прибавлением:
— «Царство ему небесное». И хоть царство небесное Святову не светило, присутствие на похоронах священника настроило братву на возвышенный лад: их потянуло к Богу, как мух на сладкое.
После того как новоиспеченная вдова, заметно повеселев, отбыла с утешителем, опираясь на его руку, мужики повысили голос и заговорили о насущном. Решено было поставить Святову памятник из мрамора в полный рост.
Мы с Танькой домой засобирались, оставив Лома вдоволь поминать усопшего соратника.
Возвращались пешком, Танька держала меня под руку и все вздыхала.
— Эк тебя разбирает, — съязвила я.
— Нет в тебе понятия, — обиделась подружка. — Все-таки с попом похороны заметно душевнее. А пели так жалостливо, теперь только так хоронить и будем…
— Кого? — удивилась я.
— Ну… — Танька малость замешкалась, — кто у нас там на очереди?
В середине апреля школьная подруга пригласила меня на вечеринку. Танька потащилась со мной, хоть ее и не звали. Гостей набралось человек пятнадцать, люди солидные. Сама Людка уже лет пять трудилась вместе с Танькой в областной администрации и умело ляпала карьеру себе и мужу. Виделись мы с ней редко, особенно после того, как я за Лома вышла замуж: выводить его в свет было делом хлопотным. Но с Людкой мы перезванивались и друг друга не теряли.
Среди гостей выгодно выделялся молодой человек в очках. Дорогой костюм, белоснежная рубашка, золотые запонки. Вел он себя непринужденно, и по всему выходило: цену себе знал. Я немного глазками померцала, так как была на воле, то есть без благоверного, и он прибился ко мне, сел рядом с намерением развлекать меня. Танька, ухмыляясь, паслась рядом.
Молодого человека звали Константин Николаевич, был он мил, остроумен и мне понравился. Улучив момент, я поинтересовалась у Людки:
— Кто это?