Чехов. Книга 3
Шрифт:
Не слушая оправданий, я распахнул его пиджак и глухо выругался.
Поперек груди на рубашке тянулась длинная рваная дыра, густо заляпанная кровью.
— Ты с ума сошел? — возмутился я. — Надо лекаря срочно вызвать! Идем в дом. Ты идти можешь?
— Павел Филиппович, я в порядке. Все хорошо. Чего вы со мной как с маленьким?
Я крепко держал его за локоть и тащил за собой. Фома нехотя ступал к порогу, но при этом не выглядел бледным или умирающим.
— Ты должен был сразу сказать, что ранен. На площади были лекари. И ты
— Да нет там раны, вашество. Царапинка токма. Да и та уже не кровит.
Бросив на парня суровый взгляд, я втолкнул его в дом и громко выкрикнул:
— Любовь Федоровна! У нас раненый!
— Кто? — тотчас появилась призрачная дама.
Ее лицо мало походило на человеческое, видимо, из-за того, что она испугалась моего заявления.
— Фому ранили.
— Как же так? Да что ж такое? И как его угораздило? Небось дорогу не уступил каким-нибудь бандитам!
— Мы были на площади. Там взорвали…
— Я слышала уже, — перебила меня Виноградова и замерцала, почти исчезая и вновь проявляясь. — Призраки гудят по всему городу.
— Ох уж это ваше духорадио, — отмахнулся я. — У нас есть аптечка? Хоть какие-нибудь лекарства? Бинты?
— Бин… что? — растерялась женщина и странно покосилась на Фому.
— Не надо бинтов, — пробасил он и прижался спиной к стене. — Нет у меня раны. Она уже стянулась.
— Глупости! — возмутился я. — Ты решил в героя играть?
— Да что с ним будет, Павел Филиппович? — внезапно спокойно уточнила Любовь Федоровна. — Только бинты переводить. На нем же все, как на собаке заживет.
— Да как вы можете? — не унимался я. — На какой собаке?
— Она меня собакой назвала? — насупился парень.
— И что он мне на это ответит? — фыркнула женщина и бесцеремонно растянула в стороны полы рубашки на груди Фомы, отрывая уцелевшие пуговицы.
Я собрался накричать на нее, но замер и не нашел слов, чтобы выразить эмоции. Раны на Фоме и впрямь не было. Вся его кожа была покрыта множеством рубцов, словно его часто резали, рвали, царапали. И делали это в разное время, судя по цвету и форме шрамов. На коже буквально места живого не было.
— Что… как? — я вдруг осознал, что подобные травмы не пережил бы ни один человек. Даже сегодняшняя рана, которая повторяла разрез на ткани рубахи, еще алела и была ужасающей. Вот только она и впрямь не была открытой. На месте раны был кривоватый рубец, который выглядел так, словно заживал неделю.
— Как это?
— Говорю ж, как на собаке, — проворчала Виноградова. — И незачем на лекаря тратиться.
— Как? — повторил я, не решаясь сдвинуться с места.
— Вот так, — вздохнул Фома и стыдливо запахнул пиджак.
Слуга явно не хотел продолжать разговор на эту тему. Я склонил голову и с интересом посмотрел на него, ожидая ответа:
— Мне нужно знать, что это за сверхспособности. С такой раной любой другой человек, и простолюдин, и аристократ долго бы не прожил.
Фома вздохнул и замялся, словно подбирая слова:
— В общем, тут такое дело, вашество, — начал он после недолгой паузы. — Из родной деревни я не просто так уехал.
— И в чем же причина? — уточнил я.
Слуга вздохнул и опустил голову. Ссутулился, словно старался стать меньше. Незаметнее:
— Выгнали меня, — ответил он наконец. — Из-за непутевости.
Я удивлённо посмотрел на парня, который умел водить, готовить, чинить электрические приборы, плотничать, и ещё много чего ещё:
— Ничего не понимаю. Ладно, идём. Сейчас я поставлю чайник, и за чашкой горячего настоя ты все мне расскажешь.
— Чайник уже вскипел, — с готовностью произнесла Любовь Федоровна. — Я даже печеньки принесу, которые с утречка приготовила.
— Тогда прошу в гостиную, — велел я.
* * *
На столе гостиной уже стоял заварочный чайник и две чашки. А призрак, которая попала в комнату сквозь потолок, уже сидела в одном из пустых кресел и с интересом смотрела на нас, ожидая продолжения истории. Было заметно, что ей было ужасно любопытно, что расскажет Фома.
Я сел в кресло, указал на свободное место:
— Присаживайся.
Фома обреченно кивнул и выполнил мою просьбу. Любовь Федоровна подняла чайник и разлила настоявшийся до черноты отвар по чашкам. Подвинула посуду Фоме. Тот спокойно отреагировал на то, что предметы движутся сами по себе. Взял чашку и буркнул «спасибо».
— Итак, давай обо всем по порядку, — я сделал глоток и взглянул на Фому.
— В общем, все старожилы в деревне нашей родом из Сибири. Переселили нас ещё в самом начале правления Демидовых. Места там были глухие, и жили там в основном охотники, да рыболовы. А когда Демидовы к власти пришли, так земли были признаны заповедными. Жителям предложили переселение.
— А кто не захотел?
— Все захотели, вашество, — ответил Фома. — Леса и реки егеря патрулировать начали. Охоту и рыбалку запретили. А кто мог мимо патрулей пройти все одно — пушнину и мясо никуда деть не могли. Покупатели от купцов приезжать перестали. А чем на жизнь зарабатывать? Вот и поехали.
Предки мои обитали в ладу с природой. В Искупителя в наших краях не особо верили, зато верили, что в этом мире живут духи, которые могут помочь или дать совет.
— Духи, в смысле призраки?
— Не совсем, — покачал головой Фома. — Вернее, не только они. Духи лесов, рек, животных, птиц, земли. Для того чтобы общаться с духами, просить их о помощи иил советов каких,нужен шаман. Навроде той старушки, что мы у игорного дома встретили. Или того мужичка, которого вы с лавочником Васильевым видели. Так вот, наша деревня была особенной. И говорящий с духами у нас был почитай в каждой семье. Старшие уверяли, что так мы отмечены. Навроде особенных людей. Вот.