Чехов. Книга 3
Шрифт:
На самом деле сегодня я ещё хотел пообщаться с Беловой по поводу черной «Рапиры», которая катается по городу. Но говорить об этом Нечаевой я не стал.
— Думаете, подзащитный может не согласиться на условия? — с сомнением уточнила девушка,
Я вздохнул:
— Иногда люди даже в проигрышной ситуации не хотят идти на предлагаемые условия. Потому что они думают, что если уж удалось получить уступки, то можно будет выторговать еще более выгодные условия.
— Но ведь это идеальные условия для Елисеева, — удивилась секретарь.
—
— Странные все же бывают люди, — девушка покачала головой. — Взять хотя бы тех работяг во дворе. Они ведь только вернулись с тяжелых смен. Наверняка усталые.
— Все так.
— И почему бы им не отправиться по домам спать?
— Потому что смысла в их жизнях не так и много, — неожиданно заговорил до того молчащий Фома. — Вы уж простите, вашество, и вы, Арина Родионовна, но мне знакомы такие вот люди и их нравы.
— И чем объяснить то, что они губят себя? — нахмурилась девушка. — Я правда не понимаю.
— Они живут на зарплату, которую любой барин может прокутить в трапезной за один вечер. И ради этих денег работают, не разгибая спины. Когда смена заканчивается, то все, что им остается — пойти домой. Потому как любая питейная каждый день будет не по карману. Да и профсоюзные работники могут заглянуть в заведение, чтобы посмотреть, кто из подопечных пить изволил.
— Зачем это профсоюзу? — недоуменно уточнил я.
— Чтобы знать, кому отказать в компенсации, ежели случится оказия и работяга помрет на смене. Скажут, что после звонка он пил безбожно и потому здоровье потерял. А разливайщики еще и подтвердят, что так и было.
— В этом есть резон, — тихо сказала девушка.
— Они пьют не потому, что люди непутевые, — проворчал парень. — Что их ждет дома? Супруга, которой лекаря зубного надобно. Дети, которые хотят игрушки из тех, что показывают в рекламе по телевизору. Ремонт, который надобно закончить, да не на что его делать — денег-то кот наплакал.
Арина повела плечами, словно продрогла.
— Сложно выбиться в люди, когда родился в семье работяг, где отец носит складной стакан в кармане.
— Это так печально, — секретарша потерла переносицу.
— Как вам работа? — поинтересовался я.
— Мне понравилось, — ответила Арина Родионовна. — Но мы закрыли только одно дело. Ещё четыре, считая дело Пожарского.
— Остальные клиенты сидят под домашним арестом, — произнес я. — Ну, кроме Пожарского. Но ему полезно побыть вне семейного особняка, в компании других людей. Может быть, они научат его хорошим манерам.
— Или играть в карты на сигаретки, — предположил Фома. — Вы ему цельный пакет прикупили. Будет что на кон поставить.
Девушка отвернулась к окну, и я заметил, как она тщательно пытается скрыть улыбку.
— А что по поводу завтрашних дел? — поинтересовалась секретарь. — Вы возьмёте меня с собой?
— С радостью, — ответил я. — К тому же у вас настоящий талант разговаривать и убеждать других людей.
— Он действует не на всех, — смущённо ответила девушка. — Только если человек колеблется. Поэтому, когда я, например, звоню из приемной, чтобы договориться о встрече, то сначала называю вашу фамилию. Многие в городе ее знают и опасаются связываться с Чеховыми. А дальше уже дело техники.
— То есть если бы я был четко уверен, что брать вас не желаю, вам не удалось бы меня убедить? — уточнил я.
Арина обернулась ко мне и мило улыбнулась, продемонстрировав чуточку длинноватые клыки:
— Мне повезло, что вы хотели себе хорошего секретаря, Павел Филиппович.
Машина подъехала к жилому комплексу и остановилась у ворот. И девушка вздохнула:
— Мне пора, мастер Чехов.
Мы вышли из машины, и я проводил ее до входа:
— До завтра, Арина Родионовна, — попрощался я, и девушка кивнула. А затем вдруг коснулась моего запястья и произнесла:
— Вы сильно устали. И я хочу вам помочь.
Я удивлённо посмотрел на ее ладонь и открыл было рот, чтобы спросить, что значит этот жест. Но в следующее мгновение кровь закипела в венах. Голова закружилась, а ноги предательски подкосились, и я с трудом сохранил равновесие. Реальность растворилась перед глазами, словно душу резко выбили из тела, и теперь она парила где-то над землёй. И мне казалось, что я завис над дорожкой и вижу со стороны, как мы стоим у ворот и девушка держит меня за руку. По коже волной прокатилось приятное покалывание. Стопы и пальцы кистей обожгло, словно я сунул их в огонь. Мир замер, а затем взорвался, и перед глазами вспыхнули разноцветные круги, застилая взор. В реальность я вернулся рывком и часто задышал, хватая ртом тяжелый воздух. Сердце сильно билось в груди, и я посмотрел на ладони, которые предательски тряслись. Губы приятно заледенели.
— Что это было? — удивлённо уточнил я, глядя на Арину.
— Небольшая… разрядка, — с трудом произнесла Нечаева. И я заметил, как вздымается ее грудь. А зрачки девушки были расширены.
— Простите, Павел Филиппович, — извиняющимся голосом произнесла моя спутница, глядя на дорожку. — Это… должно было немного вас взбодрить. Но вышло очень… сильно.
Я был полностью с ней согласен. Такого удовольствия я не испытывал никогда.
— Ещё раз простите, мастер Чехов, — виновато сказала Нечаева.
Я замотал головой:
— Вам не за что извиняться, Арина Родионовна.
Внезапно мне захотелось обнять девушку и прижать ее к себе. Хотелось убедиться, что ее волосы пахнут тем самым персиковым шампунем, аромат которого я ощущал довольно часто, когда оказывался рядом с девушкой. Мне вдруг стало важно понять, настолько ли у нее теплая кожа и… И только великим усилием воли я подавил в себе эти желания. За металлическим кованым забором элитного жилого комплекса было слишком много праздношатающихся людей. И уже завтра по городу могут поползти гнусные слухи про Нечаеву и некроманта. А я очень этого не желал.