Человеческая гавань
Шрифт:
Андерс знал, что им не наловить сегодня пятьдесят килограммов, такое было только один раз, прошлым летом. Но хотя бы тридцать! И тогда он будет экономить каждую крону. И будет еще ближе к своей мечте.
Они обогнули мыс Нордюдден и вышли в сияющий фьорд. Ветер дул с востока. По воде бежала мелкая рябь. Андерс опустил пальцы в воду, вода была достаточно теплой для купания, градусов семнадцать — девятнадцать.
Шум мотора действовал на него усыпляюще, он задремал и начал думать про радиоуправляемую лодку. Мысли были такими сладостными, что он долго не мог очнуться, но наконец проснулся и протер глаза. Как далеко она может плыть, не теряя связи с пультом управления? Пятьдесят метров? Сто? И как быстро она движется?
В любом случае быстрее, чем вот эта папина лодка, думал он, смотря на воду.
— Эй, капитан! — крикнул отец весело.
Андерс все еще был погружен в свои мысли, когда отец остановил мотор и бросил сеть. Она медленно погрузилась под воду. Андерс передвинулся ближе к корме и взял руль. Это был его самый любимый момент за всю рыбалку — когда именно он будто бы управлял лодкой. Отец доверял ему выравнивать лодку, и ничто не мешало ему самому выбрать направление и скорость. Он старался делать все медленно и осторожно, чтобы вызвать одобрение отца.
Андерс наклонился через борт и посмотрел вниз, в темную воду. Интересно, какой сегодня будет улов? Но сегодня что — то показалось ему необычным. Андерс пригляделся внимательнее.
Он просто припал к борту. Что это? В воде что — то блестело — металлическим ярким блеском. Огромное пятно двигалось прямо к их сетям.
Что это? Разве может такое быть?
Отец перестал тянуть сеть и тоже внимательно смотрел в воду. Теперь Андерс видел, что отливающее металлом пятно на самом деле состоит из отдельных рыбешек. Его сердце заколотилось как бешеное.
Пятьдесят килограммов по меньшей мере. Может, и больше.
— Что там такое? — крикнул Андерс. — Там же очень много рыбы! Такого просто не может быть! Папа, ты слышишь?
Отец медленно повернулся к нему. Выражение его лица напугало Андерса. В его глазах сквозил настоящий страх, почти ужас. Андерс неуверенно покачал головой:
— Папа… ты… не хочешь тянуть сеть?
— Мне кажется… не надо этого делать.
— Но почему? Там же необыкновенно много салаки! Это рекорд! Никто никогда столько не ловил, папа!
Отец бросил веревку и опустил пальцы в воду. Андерс сделал то же самое. Вода оказалась очень холодная, даже кончики пальцев защипало.
Как такое может быть? Ведь она только что была теплой!
Он вопросительно посмотрел на отца, который стоял и смотрел в воду, как будто что — то искал. Андерс посмотрел вокруг. Единственное объяснение такой холодной воды — это сильные течения. Другого быть не может. Или?..
— Папа, что случилось? Почему вода стала такой холодной? Тут течение?
Отец глубоко вздохнул. Веревка медленно сползала с его руки.
— Папа!
— Да?
— Ведь нам надо вытащить сеть!
Отец отвернулся и тихо спросил:
— Зачем?
Вопрос испугал Андерса.
— Ну… потому что там так много рыбы… и я смогу купить лодку. И потом… не оставлять же все это тут?
Отец медленно кивнул:
— Да, не оставлять. Это, наверное, справедливо.
Отец взялся за сеть и начал тянуть. Андерс удерживал лодку. В огромном количестве салаки было не разглядеть отдельных рыбок.
Андерс никак не мог понять тревоги отца. Почему он тащит этот чудесный улов как бы нехотя? Внимательно наблюдая за маневрами лодки, он в то же время украдкой смотрел на отца. Движения того были вялыми и неуверенными.
Когда наполненная сеть оказалась в лодке, отец потер руки и прижал ладони к еще не остывшему мотору.
— Что ты делаешь? — спросил Андерс.
Отец улыбнулся слабой, какой — то жалкой улыбкой:
— Грею руки.
Андерс кивнул. Конечно. Он оставил штурвал и пошел смотреть на рыбу. Сколько тут килограммов? Семьдесят? Восемьдесят? Глядя на кучу рыбы, он заметил еще одну деталь.
Салака вовсе не такая живучая, как окунь или камбала, которые еще долго живут, после того как их вытащат из моря, но все — таки обычно салака еще двигается в сетях по дороге домой. Эти рыбки почти не двигались. Андерс взял одну рыбку в руки. Маленькое тело казалось застывшим, почти замерзшим, а глаза были молочно — белыми. Он протянул ее отцу:
— Почему они такие странные?
— Я не знаю.
— Но что случилось?
— Я не знаю.
— Но…
— Я не знаю, я сказал!
Отец повышал голос крайне редко. Растерявшись, Андерс замолчал. Он не понял, что он такого спросил, но ему стало стыдно и неловко за отца.
Странно…
Он сидел тихо и прислушивался, потом поднял голову и обвел глазами фьорд.
Раньше он этого не замечал. Во всей бухте не было чаек. Обычно они носились с криками над рыбой, ожидая, что им бросят мелочь, ту, которую не продать.
А теперь — ни единого звука. Ни одной птицы. Только странная, непривычная, пугающая тишина.
Андерс задумался и вздрогнул, когда отец положил руку ему на плечо.
— Прости… я накричал на тебя. Я не хотел.
— Ничего. Все нормально.
Андерс повернулся, ожидая, что отец скажет что — то еще. Не дождавшись, он спросил:
— Папа?
— Да?
— Почему нет чаек? Обычно же их столько…
Отец выдержал паузу, потом вздохнул и сказал, уже спокойно:
— Ты снова начинаешь задавать вопросы?
— Но ведь это странно, да?
— Да.
Отец запустил двигатель. Когда они отъехали на несколько метров, Андерс обернулся на море. Ни одной птицы над водной гладью. Море будто опустело, странная тишина давила, и единственным звуком был шум мотора их лодки.