Человеческая гавань
Шрифт:
Андерс протер глаза. Когда он снова посмотрел на карту, то увидел совершенно ясно, в чем было отличие.
Он наклонился. На Ховастене был отмечен узкий проход.
Что это значит? Означает ли это что — нибудь?
Андерс достал из кухонного стола фотографии, сделанные в тот, последний день. Он сосредоточил все свое внимание на лице Майи, ее выражении. Куда, на что она смотрит? Андерс не сводил взгляд с фотографий.
Папа, что это такое?
Андерс посмотрел в окно. Стая чаек сидела на воде в заливе. Небо чистое и светлое.
Через десять минут он уже надел куртку, вышел из дома и побежал на причал. Температура упала на несколько градусов, и было холодно — около нуля, но после того, как Андерс раз двадцать рванул стартер, он согрелся.
Ему казалось, что уж на этот — то раз он все проверил: и смазку, и свечи зажигания. Но двигатель все равно упрямо не хотел заводиться.
— Ну же!
Он дергал еще и еще, чувствуя, как душу наполняет отчаяние. Он кричал в бессилии:
— Ну? Ну?
Андерс снова дернул шнур изо всех сил. Веревка порвалась, и он упал назад, сильно ударившись о твердую землю.
В глазах вспыхнули красные огни, и едва он смог подняться на ноги, как взял мотор, подступил к кромке воды и швырнул двигатель так далеко, как только мог.
Несколько чаек около пристани испуганно взмыли в воздух, когда мотор упал в воду и камнем пошел на дно. Андерс тяжело дышал:
— Ну что, ты думал, я не смогу?
Чайки снова опустились на воду. Казалось, они смотрят на Андерса с легкой насмешкой.
Когда он очнулся, то понял, что поступил не самым умным образом. Что, если в моторе была какая — то совсем простая неисправность, с которой легко справились бы мужчины из деревни. А он совершил неверный поступок, он все сделал неправильно. Теперь ему надо как можно скорее найти укромное место и затаиться, чтобы никто его не нашел.
Надо спрятаться! Андерс бросился к поленнице.
Быстрее, быстрее! Пока кто — то не пришел и не увидел, где я прячусь!
Он старательно оглядывался, пытаясь найти место, где бы спрятаться получше, как тут вдруг его голову пронзила мысль.
Что я делаю?
Что он делал? И он ли это делал? И тогда Андерс обхватил себя руками и тихо сказал сам себе:
— Все хорошо. Все хорошо, милая, все просто замечательно. Никакой опасности нет. Я не сержусь. И никто на тебя на сердится.
На самом деле? На самом деле никто ни на кого не сердится?
— Да, да. Конечно. Просто поверь мне. Это мотор был старый и глупый, он никак не хотел заводиться.
Нет, дальше про мотор не надо, иначе станет слишком грустно.
Нет, это не голос Майи слышал он внутри себя, это были его собственные мысли и чувства.
Господи, это сведет меня с ума. В море шумели волны, на улице дул сильный ветер. Где — то вдали слышались возмущенные женские голоса. Что там за люди, подумал Андерс. Сначала он хотел пойти и выяснить, но потом решил, что это совершенно не его дело.
Андерс взял себя в руки и пошел к дому Симона. В свое время тот сказал, что Андерс может брать его лодку в любое время — когда захочет. Теперь настала пора воспользоваться столь щедрым предложением. Теперь он точно знал, куда надо плыть.
На Думаре — всего семь детей. Все они учатся в школе — от первого до шестого класса. Семь детей, которые без пятнадцати восемь каждое утро стоят на пристани и ждут паром до Нотена. Они едут в школу. Взрослые и старшеклассники уезжают раньше, чтобы успеть в школу в Родманбю или на работу в Нортелье.
Несмотря на то что дети разного возраста — от Мортена до Эммы, которые ходят в первый класс, до Арвида из шестого — они очень дружат. Младшие всегда дожидаются старших, а затем они едут все вместе, и старшие присматривают, чтобы все было в порядке.
То же самое и в школе. Если какого — то маленького жителя Думаре дразнят или обижают в школе, старший друг непременно вступится за него.
Как бы то ни было, они одна компания, и они знали об этом. Их было семеро, и они были с Думаре.
Этим утром резко похолодало, и детей одели тепло. Эмма и Мортен шли в комбинезонах, Мария из пятого класса надела длинный шарф и вязаную шапку.
Арвид стоял, дрожа от холода. Он надел кожаную куртку своего деда. Его дед работал рыбаком и был равнодушен как к холоду, так и к теплу. Он доставал сеть голыми руками и тушил сигарету пальцами. Он умер от рака всего несколько месяцев назад. Арвид его очень любил и потому носил его куртку в любую погоду.
На пристани стояло шестеро детей. Седьмая до сих пор не подошла — София Бергвалль, дочь Ларса и Лины. В то утро она опоздала, хотя обычно всегда приходила вовремя.
Мария нетерпеливо поглядывала на дорогу. Хоть и на год моложе, София была лучшей подругой Марии с тех самых пор, как они ходили в садик. Мария скучала без Софии. Она повернулась в сторону моря и увидела, что паром приближается. Странно, София никогда раньше не опаздывала. Мария повернулась и увидела, что София спускается к пристани.
Мария замахала рукой, но лучшая подруга, казалось, не видела ее. Она была очень серьезной и легко одетой. Мария знала, что случилось с ее отцом Ларсом за день до того. Она подумала, что София переживает, и была готова поддержать подругу.
София спустилась на пристань и, даже не поздоровавшись, пошла и встала на самом краю, глядя на чаек.
— София, что такое? Что с тобой? — Мария положила ей руку на плечо, но София только фыркнула и отвернулась.
Мария внимательнее посмотрела на ее наряд. Мать Софии всегда заботилась о том, чтобы София была одета как подобает, но сегодня на ней не было даже шапки и перчаток, лишь тонкая куртка с капюшоном, которые едва ли защищали от ветра.
В груди Марии что — то сжалось. Хоть она и была маленькой, ее душа чутко реагировала на страдания других. Она сняла с себя шарф и стала обматывать его вокруг шеи Софии: