Человек из прошлого

Райнов Богомил Николаев

— Как вел себя Медаров?

— Как обычно…

Андреев задумался. Потом поднял голову и посмотрел на меня:

— Впрочем, сейчас мне кажется, что он очень спешил и в поведении его была какая-то напряженность. Что он спешил — в этом я уверен. Он вообще не входил в комнату. Разговаривали в прихожей. Медаров переминался с ноги на ногу, словно ему было холодно. Раза два посмотрел на часы и, когда мы договорились о времени встречи, сразу же вышел.

— Тогда эта напряженность или поспешность не произвела на вас впечатления?

Андреев отрицательно покачал головой: — Нет, я не обратил на это внимания.

Просто подумал, что старик спешит домой, поскольку было уже поздновато, а он жил, как известно, на другом конце города.

— А не упоминал ли Медаров о том, что Танев может к вам прийти?

Андреев посмотрел на меня вопросительно:

— Откуда Танев мог знать обо мне?

— Оставьте в покое версии, — останавливаю я его. — Версии — это моя работа. Отвечайте на вопрос. Хорошо подумайте.

— Тут не о чем думать. Ничего такого он не говорил.

— Ну, раз вы уверены, что не говорил… А каковы были улики против Танева, о которых вам рассказывал Медаров?

Андреев снова смотрит настороженно:

— Не имею понятия.

— А вы не интересовались?

— Интересовался, конечно, но Медаров вообще не желал касаться этого. И прямо предупредил меня, что если я не хочу все провалить, то должен держать язык за зубами.

— И поэтому вы не обратились в милицию?

Андреев кивает утвердительно и снова опускает голову.

— Ох уж мне эта самодеятельность!.. — Вздыхаю я. — Есть же на свете люди, которые думают, что они все знают и умеют.

— Я вовсе не отношу себя к этим людям, — замечает

Андреев с раздражением. — Я прекрасно знаю, что у милиции свои задачи, а у меня — свои. И я далек от всякого недоверия к вам. Если я стал кем-то в жизни, то это благодаря нашей власти. Она меня вырастила и воспитала. Но я знаю и кое-что другое: недостаточно одной уверенности в том, что человек, — убийца, для того, чтобы он понес заслуженное наказание. Нужно еще уметь это доказать. Это же факт, что Танев, например, еще на свободе…

— Видите ли, Андреев, — я снова беру официальный тон, которым пользуюсь при необходимости. — Оставьте свои рассуждения при себе. Я не случайно несколько раз пытался навести вас на мысль, что вы действуете как дилетант. Я рисковал даже навлечь на себя ваше неудовольствие, посягая на ваше достоинство. Но несерьезные действия в серьезных случаях — дело очень опасное. Вы шли на поводу у преступника, а теперь вместо того, чтобы признать свою вину, начинаете искать мотивы для своего оправдания…

— Я не оправдываюсь, — прерывает меня Андреев.

— Это еще хуже, что вы не оправдываетесь. Это значит, что вы и сейчас убеждены в своей правоте. А не приходил ли вам в голову, скажем, такой вопрос: может быть, не Танев, а сам Медаров — убийца вашего отца?

Андреев смотрит на меня растерянно.

— И что он же мог стать и вашим убийцей, хотя и косвенным образом? Или что, может быть, вашего отца убил Костов, а Медаров вас обманывает, чтобы нанять в качестве помощника?..

— У меня такое чувство, что моего отца убил Танев…

— Возможно, что и так. Только этого не докажешь одним чувством. А вы не располагаете никакими средствами для подтверждения своих догадок. И хуже всего то, что вы, не доверяя милиции, в то же время доверились преступнику.

Андреев пытается мне возразить, но я поднимаю

руку:

— Не надо, Андреев. Я знаю, что вы скажете. Мой совет вам — не навьючивайте на себя задачи, которые никто на вас не возлагал и не имеет намерения возлагать.

— Товарищ инспектор, — говорит тихо Андреев, — такую задачу возложила на меня покойная мать. Что бы вы сделали, если бы убили вашего отца?

— То, что делаю сейчас, — отвечаю я, — делал бы свое дело. Мы мстим за убитых, когда хорошо делаем свое дело, каждый на своем участке. Вы — на своем, я — на своем, и так далее.

Андреев смотрит на меня, словно хочет что-то сказать, но сдерживается.

— Не забывайте, — добавляю я, — что каждый убийца обычно убивает кого-то. И если убийства у нас давно уже стали редкостью, то этим мы обязаны вовсе не сиротам.

Иначе количество преступлений у нас, вместо того чтобы уменьшиться, удвоилось бы. Вы, наверно, слышали что- нибудь о кровной мести? Смерть за смерть.

— К вашему сведению, я не собирался никого убивать…

— Не сомневаюсь. Но вы уверены, что вас никто не собирается убить?

В качестве небольшой музыкальной иллюстрации к моему вопросу раздается звон разбитого стекла. Какой-то невидимый предмет транзитом проскакивает через широкое окно в комнату. Мы с хозяином вскакиваем одновременно. Я делаю Андрееву знак рукой, чтобы он оставался на месте, и подбегаю к окну. Несколько мальчишек панически мчатся в сторону сквера.

— Хулиганы! — кричу я вслед. — Ну погодите!.. Разберусь я с вами!

В конце концов официант является, чтобы сообщить мне почти радостно, что ничего не осталось, кроме печеных колбасок.

— Я как раз и мечтал о них…

Официант спешит удалиться.

— И еще салат! — кричу ему вдогонку.

Он даже не оборачивается.

— И вина, — добавляю, хотя официанта уже и след простыл.

Представьте себе мое удивление, когда через пятнадцать минут все мои заказы были доставлены разом. Мастер! На бреющем полете выслушивает, запоминает и выполняет сложнейшие распоряжения.

Колбаски почти холодные, но меня, привыкшего к остывшим блюдам, они чуть ли не обжигают. Аппетитно жую, перемалывая в то же время вопросы, роящиеся в моем комбинационном уме. Сейчас меня больше всего занимает история с этими уликами. Медаров почти наверняка располагал ими против Танева. И почти наверняка эти улики имели форму материального документа, хранившегося в маленьком ящичке в течение долголетнего отсутствия Медарова на гражданском поприще. К сожалению, сейчас как ящичек, так и улики — вне поля нашего зрения. Может быть, мы их и вообще никогда не получим. Если улики попали к тому, кто ими интересуется, искать их теперь — напрасный труд. Существует, однако, и другая возможность: Медаров мог отдать свой ящичек на временное хранение кому-либо их своих знакомых. Возможность, в сущности, вполне вероятная. Особенно учитывая, что Танев для Медарова был опасным человеком. Опасный человек при ликвидации улик может по рассеянности ликвидировать и того, кто имеет их при себе. И наоборот: обладатель таинственного компрометирующего документа находится в относительной безопасности до тех пор, пока опасный человек знает, что документ хранится у неизвестного ему третьего лица. В общем, механизм хорошо организованного шантажа.