Человек из пустыни
Шрифт:
— По-моему, он пошёл в Дейкина, — заметил он.
— Дейкин гордится своим наследником, — сказал Джим. — Это будущий лорд Дитмар.
Близнецы вернулись домой в пять, Серино — в половине шестого, а Лейлор где-то пропадал. Обеспокоенный Джим позвонил ему, но тот не ответил. Он вернулся в десятом часу, с виду как будто пьяный, хотя от него ничем не пахло. Бледный, со стеклянным невидящим взглядом, он ни с кем не поздоровался и сразу прошёл к себе в комнату.
— Что с тобой, сын? — спросил
Лейлор молчал, медленно снимая плащ. Бросив его на кровать, он подошёл к окну и стал смотреть в холодный осенний сумрак. Джим подошёл и повернул его к себе за плечи.
— Посмотри мне в глаза!
Взгляд Лейлора был жутковато пуст и тускл, жизни в нём было не больше, чем в выключенной лампочке.
— Ты… Ты принимаешь какую-то дурь? — спросил Джим севшим от ужасной догадки голосом. — Лейлор! Чем ты занимаешься?
Неожиданно ясным, звучным голосом Лейлор ответил, глядя в одну точку:
— Ничем, за что мне могло бы всю оставшуюся жизнь быть стыдно.
В комнату вошёл Илидор. Он слышал слова отца о дури и странный ответ Лейлора, прозвучавший, как некий личный намёк. Всматриваясь в лицо младшего брата, он обеспокоенно хмурился.
— Стыдно? Что ты имеешь в виду? — спросил Джим в замешательстве.
В глазах Лейлора появился жутковатый блеск.
— А Флокар, папа? — сказал он. — Помнишь, чем ты там занимался? Помнишь Квайкуса? Он мне всё рассказал, когда мы были в «Оазисе». Ты переспал с половиной Галактики!
Джим тихо ахнул и отшатнулся, бледный, со сверкающими в глазах слезами. Он покачнулся, как будто из него в один миг ушли все силы, и только Илидор удержал его на ногах, вовремя подхватив.
— Папуля! Что он такое говорит? — спросил он испуганно. — Он что, бредит?
Джим замотал головой и зажмурился. Беспомощно прижавшись к плечу Илидора, он закрыл лицо ладонью. Илидор обратил гневный и возмущённый взгляд на Лейлора. Влепив ему пощёчину, он воскликнул:
— Что ты говоришь? Ты с ума сошёл!
От пощёчины Лейлор отшатнулся. Его глаза влажно сверкнули, и он бросился ничком на свою кровать. Илидор, обняв отца за плечи, проговорил:
— Пойдём, папуля… Успокойся.
Через десять минут, делая маленькие глотки успокоительного чая, Джим сидел в кабинете в большом кресле у горящего камина. Илидор поддерживал его дрожащие руки, чтобы чай не расплескался.
— Я не знал, что всё обстоит так скверно, — проговорил он. — Кажется, Лейлор совсем от рук отбился. Он никогда таким не был… Не беспокойся, папуля, я во всём разберусь.
— Если бы только милорд Дитмар был жив, — прошептал Джим. — Я не справляюсь… Я запутался.
— Я наведу порядок, папуля, — сказал Илидор твёрдо. — Времени у меня немного, но я сделаю всё, что смогу.
Отдав ему чашку, Джим горько покачал головой.
— За неделю не разобрать завалов, скопившихся за месяцы, — вздохнул он. — Наверно, он таким образом протестует против Эриса… Не хочет, чтобы я с ним встречался. Боюсь, из-за этих встреч я мало уделял времени Лейлору.
Когда Эннкетин подходил к двери комнаты Лейлора с его пижамой в руках, его насторожила тишина, царившая там. Он постучал.
— Сударь, ваша пижама.
Никто не ответил, и Эннкетин осторожно вошёл. Лейлор лежал поперёк кровати в странной, безжизненной позе, с одной рукой на груди, а другая его рука свешивалась вниз. Комната была освещена лишь висящим в воздухе голубым прямоугольником экрана ноутбука, на котором был какой-то текст. Подойдя и склонившись над Лейлором, Эннкетин позвал:
— Сударь… Вы бы переоделись в пижамку и легли бы в постель, как положено.
Лейлор не отозвался. В безжизненности его лица было что-то пугающее, и Эннкетину невольно вспомнился мёртвый Эгмемон. Боясь верить своей догадке, он осторожно взял свешенную с кровати руку Лейлора, приподнял, и она упала снова, как неживая. Холодея от ужаса, Эннкетин позвал громче:
— Господин Лейлор! Что с вами? Вы меня слышите?
Ответа не было, под сомкнутыми ресницами Лейлора залегла мертвенная тень. Эннкетин уронил пижаму и нагнулся, вслушиваясь, есть ли дыхание. Дыхания он не уловил. Попробовав прощупать пульс, он и его не нашёл. Встряхнув Лейлора и похлопав его по щекам, он ещё раз позвал дрожащим и сдавленным голосом:
— Господин Лейлор… Деточка!
В том, как мотнулась от встряхивания голова Лейлора, Эннкетину почудилась рука смерти. Зажав белой перчаткой горестный вопль, он выскочил из комнаты.
Джима с Илидором он нашёл по-прежнему в кабинете. Его голос отказался сообщать страшное известие, и он пару раз поймал ртом воздух, прежде чем смог произнести хоть слово. Илидор взглянул на него недоуменно.
— Что, Эннкетин? Что такое? На тебе прямо лица нет.
Джим тоже повернул к нему лицо — бледное и печальное, с усталым вопросительным взглядом. Снова подчинив себе голос, Эннкетин глухо выговорил:
— Ваша светлость… Беда… Там господин Лейлор лежит… Мне кажется, он… Он мёртвый!
Глаза Джима распахнулись, тёмные от ужаса, Илидор вскочил. Они оба бросились в комнату Лейлора — Эннкетин еле поспевал за ними. Илидор вбежал первый и на секунду замер у порога, а потом бросился к Лейлору, лежавшему в той же позе, в какой Эннкетин его оставил. Он делал всё то же, что и Эннкетин: послушал дыхание, пульс, а также для чего-то приподнял ему веки. Джим застыл на месте, с белым как мел лицом, не сводя с Лейлора широко раскрытых, полных горя и ужаса глаз. Илидор приподнял голову Лейлора, с болью всматриваясь в его лицо.