Человек, которого не существует
Шрифт:
– Позвольте, батенька, как же вы будете в вожде мирового пролетариата и дырки делать? – Ленин резко развернулся к дремлющему в углу Троцкому. – Отчего же именно ледоруб?
– Хорошо бы, товарищ Ленин, захерачить тебе по голове ледорубом, – сонно ответил Лев Давидович, – просто название орудия исполнения не должно звучать пошло и тем более каким-либо образом дискредитировать или порочить. Слово «ле-до-руб» – самое на это подходящее слово. Революционное. Нет в нем ни космополитизма, ни меньшевистской риторики, ни монархических, отвислых слюней. Слово
– Хорошо, конЭчно, излагает товарищ Троцкий, – аккуратно вставил ремарку Джугашвили, – я бы на месте специалистов из НКВД взял его слова на заметку. На будущее, так сказать.
– Что еще? – Ленин нетерпеливо заёрзал на месте, всматриваясь в лица соратников.
Калинин поправил пенсне и встал:
– Я считаю, что изначальное предложение Надежды Константиновны самое правильное, тем более исполнительниц уже привезли, – сказал Михаил Иванович и устало откашлялся.
Ленин еще раз посмотрел на валенки и лужу и грустно подытожил:
– Ну что же, посему собрание по поводу моего преображения будем считать закрытым.
Все встали.
– А выбранные товарищи справятся с порученным делом? – спросил Ильич и начал неспешно раздеваться.
– Выбирали из Ивановских ткачих, – отрапортовал Феликс, – самых охочих до этого дела выбрали. Комсомолки! Не подведут. Та, что худая, мужика в общежитии насмерть заездила. А вторую вообще и хлебом не корми. У неё, товарищ Ленин, и кличка на фабрике соответствующая: чёрная дыра капитализма.
Все присутствующие рассмеялись.
Феликс Эдмундович исподлобья посмотрел на женщин. Те в свою очередь соскочили со своих мест и начали быстро оголяться, бросая одежду прямо в лужу у порога.
– Пусть товарищ Ленин не волнуется, – затараторила высокая худощавая женщина с длинными паучьими руками, – отделаем в лучшем виде.
– Так и есть, – мотнула головой вторая, полненькая женщина с толстыми бедрами и огромной грудью.
Все присутствующие начали выходить из рабочего кабинета. Двое солдат внесли железную кровать. Девушки в белоснежных передниках принялись её заправлять. К Владимиру Ильичу подошла Надежда Константиновна и, поцеловав в макушку, заплакала:
– Помнишь, ты читал мне про то, как великий бог после воскресения позвал из тьмы своего гроба Исиду, и она воскресла, оказавшись у его ног.
– Помню, душенька, – он нежно погладил её руки и улыбнулся.
– Ты позовёшь меня? Там…после всего…в будущем…
– У меня будет всего семь минут, чтобы что-то изменить.
– Но ты позовёшь меня?
– Душенька моя, а помнишь эти строки:
Я так люблю, как перед миром свят,
А святости так мало в этом мире.
Любовь моя, я вместе с ней распят,
Нас к одному столбу приколотили.
Усталость бледная коснулась моих губ,
И пальцы тонкие
Я без любви окоченелый труп,
Играющий на призрачной свирели.
На музыку мою, как на парад,
Слетаются все демоны и духи,
И щупают когтями, наугад
Костлявые, могильные старухи,
И слышится заупокойный стон.
Им это все невыносимо слушать.
Им в тишине как колокольный звон
Любовью переполненные души.
Для них на небе солнце и луна,
Для них поет полуденная птица,
И призрачной свирели до утра
Не суждено мелодии родиться.
На третий день в сиянии небес
Я со столба, как с пристани, сошедший,
Я для тебя, любимая, воскрес,
Живой, родной, любимый, не умерший.
– Помню, – сказала Надежда Константиновна и заплакала.
Москва. Гостиный двор «Аквариум» 1904 год
Гостиница была небольшая, персон на тридцать-сорок, не более. Но и в этот «не сезон», все номера забиты были под завязку. Как ни пробовала горничная выпроводить этого, странно упрямого гостя, ничего толком не выходило.
– Я уже в сотый раз говорю вам, господин, свободных номеров в нашей гостинице нет и до конца следующей недели не предвидится.
– Знаете, о чем эта книга? – спросил её молодой человек. Он был высокого роста, брюнет с немного удлиненными прямыми волосами и правильными, благородными чертами лица. Слегка прозрачная, фарфоровая кожа, размеренные фортепьянные движения рук и театральные повороты головы.
Одет в светлую шерстяную пару, кожаные коричневые ботинки. Такого же цвета саквояж стоял у его кресла. Его большие серо-голубые глаза излучали ясность ума перемешанного с усталостью проделанного пути. На вид ему было около двадцати пяти лет, не менее.
– С чего бы мне это было интересно? – Совершенно не приветливо буркнула девушка.
– Эту престранную книжонку я купил на железнодорожном вокзале в Каире. – Голос молодого человека струился спокойно и медленно. – К сожалению, выбор был не велик. Я хорошо читаю на французском и немецком. Но литературы на этих языках у букиниста-лавочника не было. Тогда он предложил мне это небольшое издание на русском. И оно немного позабавило меня теперь.
– Ладно, – успокоившись произнесла девушка, – расскажите мне быстро, о чем ваша чертова книга, и уходите. Ни к чему тут сидеть. Всю ночь пробыли здесь, уже пять с половиной часов утра. У нас так не принято!
– Это повествование называется «История необыкновенного рождения великого трупа номер один», – спокойно ответил он.
– Достаточно испытывать мои нервы, сударь. К чему читать подобное ночью? Это же безвкусица. Ладно ежели сюжет был бы о несчастной любви или погубленном замужестве за стариком. Просто фи, а не сюжет.